Адвокат Дмитрий Динза: Когда подкидывают наркоту, когда фальсифицируют материалы уголовного дела в такой структуре, как ФСБ, я считаю, что это очень сильный звонок. Приговоренные лечиться Были у тебя большие неудачи в работе

Дмитрий Динзе. Фото: Павел Чиков / Facebook

5 октября на 145 день голодовки Олег Сенцов написал заявление о ее прекращении с 6 октября. Его адвокат рассказал в интервью «МБХ медиа», почему режиссер принял такое решение, как он потерял всякую надежду на освобождение и почему он по-прежнему боится за жизнь своего подзащитного.

«Никто в колонии не знал, что Олег собирается прекратить голодовку»

Когда вы в пятницу 5 октября пришли к Олегу на встречу в колонии, вы не знали, что он собирается прекратить голодовку?

Никто в колонии не знал о его решении. Я разговаривал с начальством, я разговаривал с другими сотрудниками, они об этом не знали. Начиная с 10 часов или полдесятого, как я там появился, они мне говорили: «Не хотите ли вы еще раз поговорить с Олегом, чтобы он ушел с голодовки, потому что пока нет никаких перспектив, надо сохранить его здоровье». То есть, они меня уговаривали, чтобы я с ним более плотно поговорил на эту тему.

- За время голодовки вы несколько раз приезжали к Олегу в колонию. Вы его отговаривали?

Только единственный раз. И я передавал ему письма от людей, которые пытались его отговорить от голодовки. На третий раз, когда я привез пачку писем, Олег сказал, что их надо отправить в урну, он не будет их читать. «Мне это неинтересно, - сказал он, - и с тобой мы говорили, что я не буду уходить с голодовки, поэтому нет никакого смысла приносить мне какие-то дополнительные материалы, ты можешь со мной на эту тему тоже не разговаривать!» Вот так категорично все было.

- В пятницу 5 октября вы общались с Олегом в адвокатском кабинете или в другом помещении?

- Адвокатские кабинеты у них находятся напротив дежурной части. Дежурная часть - внутри колонии. Если вы заходили в дежурную часть, то видели: одну клетку вы проходите, справа будет дежурка, а слева там такой отдельный кабинет - адвокатский. Там решетка, стол, стул и, соответственно, ты общаешься со своим подзащитным через решетку. Там, в этом помещении, нет никакого видеонаблюдения, только визуальное наблюдение со стороны дежурной части. Я единственный раз с Олегом общался в этом адвокатском кабинете. Все остальное время меня сажают в специальное помещение для краткосрочных свиданий - там, где телефоны стоят и перегородка из оргстекла. Какие-то материалы можно передать только через верхнюю часть оргстекла. Пару-тройку листиков. И общение идет через телефон. Но мы громко разговариваем, чтобы телефонами не пользоваться.

- Вас не случайно поместили в комнату для краткосрочных свиданий?

Да. Я еще удивился, спросил: «А чего вы меня не сажаете в отдельный адвокатский кабинет?» Но никакого объяснения я не получил. А вот в этом помещении для свиданий с родственниками на потолке установлены две видеокамеры. В последний раз я заметил, что освещение очень яркое, как в «Лефортово», для того, чтобы читать переписку, которую мы ведем. И, похоже, они установили какие-то дополнительные технические средства. Было видно, что они какие-то провода там протянули.

- Олег вам сразу заявил, что собирается выходить из голодовки с субботы?

- Да, он сразу сказал: «Дай мне листы бумаги». И написал заявление.

Статья на сайте «МК» со ссылкой на ФСИН о том, что Олег уже вышел из голодовки, вышла в 9.26 по московскому времени. Разница с Лабытнанги два часа, у вас там было 11.26. Ваше мнение, почему ФСИН решила сообщить о прекращении голодовки первой? Почему они не дождались, когда вы выйдете от Олега?

- Олег хотел, чтобы я сообщил первым о его решении. Для него это было важным. Он это проговорил, кстати.

То есть, получается, что они ему таким образом отомстили за то, что он так долго голодал? За то, что сопротивлялся?

«Он очень плохо выглядел»

- Вы отрицаете информацию ФСИН, что Олег еще до встречи с вами вышел из голодовки?

Конечно. Он раньше не уходил. Вы бы видели его состояние: он очень плохо выглядел. Ему было очень сложно писать кучу писем, отрабатывать все эти детали (речь идет об ответах Олега на вопросы, связанные с постановкой фильма «Номера» по его пьесе. - «МБХ медиа»). И мне дали только четыре часа, в соответствии с 89 статьей УИК («свидание осужденных к лишению свободы с родственниками и иными лицами»). Я этому удивился, потому что адвокат, когда приезжает в колонию, может работать с подзащитным, сколько он хочет. Я не обычный какой-то юрист или гражданин, чтобы мне отводить только четыре часа. Я с ними спорить не стал, хотя Олег хотел сидеть еще два часа и работать с материалами.

- Почему?

Раньше такого не было. Но я не стал спорить. Там же не получишь никакого объяснения, начнешь с ними спорить - себе дороже будет. Олег сказал: «Ладно, успокойся. Давай лучше делом заниматься!»

После прошлого вашего посещения Олега вы говорили, что его пугали принудительным кормлением, и он должен был понимать, что все этим кончится. На что он надеялся?

Олег надеялся, что предпримут меры, чтобы выполнить те условия, которые он выдвигал (освобождение украинских политзаключенных. - «МБХ медиа»). Он не хотел выходить из голодовки, его просто вынудили это сделать. Он очень по этому поводу переживал. Его не сотрудники вынудили, а врачи. Когда я разговаривал с руководством колонии, они мне сказали: «Мы здесь ни при чем. Все вопросы - к врачам».

- Почему гражданские врачи на себя это берут? Они, а не тюремщики?

Потому что фактически тюремная медицина и руководство колонии делегировали им свои полномочия. Я думаю, что это какая-то согласованная позиция. Понятно, что колония за него отвечает, но они говорят: «Мы отвечаем за его безопасность, условия его содержания, но мы не отвечаем за его здоровье». Может быть, у медицинской части колонии заключено соглашение с Лабытнангской городской больницей по обследованию, назначению лекарств, лечения и так далее и поэтому они действуют в рамках этого соглашения, так как территория большая и все тюремные врачи, которые могли бы выполнять обязанности врачей, которые есть в гражданской больнице, находятся далеко от Лабытнанги. У них медицинско-санитарная часть находится в Сыктывкаре. Представляете, это огромная территория. Тюремный врач, сотрудник колонии, может только отслеживать, давать лекарства по назначению городской Лабытнангской больницы. И колония говорит гражданским врачам: «Эта ваша зона ответственности и вы сами решайте эти вопросы».

«Они говорили: «Умереть мы ему не дадим»

Поэтому именно в больнице ему предложили выбор: или он выходит из голодовки или они будут его принудительно кормить, что, по словам Олега, равнозначно пытке?

Вы собираетесь обращаться в какие-то правозащитные организации, может, международные, чтобы они следили, как его будут выводить из голодовки? Или это не имеет смысла?

Напомню предысторию. Наталья Добрева, адвокат, которая ведет дело Сенцова в Европейском суде, когда Олег начал голодовку, обратилась в суд, чтобы к нему не применяли никаких мер, связанных с унижением чести и достоинства, не применяли пыток. И Европейский суд указал российской стороне, что нет необходимости проводить принудительное кормление, потому что оно равносильно пыткам и Европейский суд будет за этим следить. Это решение Европейского суда поступило российской стороне и они отчитались о состоянии здоровья Олега. После этого, я еще приезжал два раза в колонию. И в предпоследний раз я говорил, что состояние Олега очень плохое и колония этим очень озабочена. Так и получилось. У него уже начались органические изменения в организме, предупреждали, что еще немного и у него начнется поражение внутренних органов. Они говорили: «Умереть мы ему не дадим. Будет принудительное кормление, будут проводиться все необходимые медицинские процедуры по спасению его жизни». Но сотрудники колонии дистанцировались от этого. Это медики принимали решение о том, что с ним делать.

А сейчас, когда они будут его выводить из голодовки, возможно, чтобы этот процесс контролировали независимые медики, Красный Крест?

Это все решается через центральный аппарат ФСИН. Но Олег по этому поводу никаких указаний не давал. Я думаю, что украинская сторона может запросить план выхода из голодовки или узнать, как Олега собираются лечить. Международные организации действуют только тогда, когда нарушаются права конкретного лица, но пока еще ничего не нарушено в рамках его выхода из голодовки. Сейчас можно было бы предложить ФСИН допустить в колонию каких-то специалистов. Появились сейчас такие специалисты, которые хотели бы принять в этом участие, но я не думаю, что колония кого-то пустит. Это не в их интересах, по их мнению, это еще одна дополнительная возможность передать какую-то информацию, или нагнетать ситуацию, связанную с состоянием Олега. Они в этом не заинтересованы, я думаю, что это бесполезно делать.

Сына украинского офицера Павла Гриба. Он 24 августа уехал в Гомель на встречу с девушкой, с которой познакомился через интернет, и должен был вернуться в тот же день, но пропал. Отец юноши утверждает, что его сына задержали спецслужбы и передали России. Ситуация схожа с другими о выманивании украинских граждан, которых позже в России судили за экстремизм и терроризм.

Международное право предполагает определенную процедуру выдачи преступников разыскиваемых одним государством и задержанных в другой стране.

Обычно этому предшествует суд в стране задержания, который принимает решения об экстрадиции, но на территории стран связанных договором о Таможенном союзе спецслужбы могут поступать иначе.

Адвокат международной правозащитной организации "Агора" Дмитрий Динзе (он защищает фигуранта дела о теракте в метро Сакт-Петербурга Аброра Азимова, задержанного в Кыргызстане российскими оперативниками и привезенного в ) рассказал телеканалу Настоящее Время о примерах подобного сотрудничества, и почему фигуранты дел о терроризме могут находиться без правового статуса неопределенное время:

Вы знаете, это, скорее всего, джентльменское соглашение между двумя спецслужбами. У них, соответственно, свое ФСБ и КГБ, у нас ФСБ. Естественно, эти спецслужбы друг с другом соотносятся, и в рамках, например, по делам о терроризме они достаточно плотно сотрудничают: выманивают людей на территорию сопредельного государства, и, соответственно, одна спецслужба передает на условиях договоренностей другой спецслужбе такое лицо.

Насколько мне известно, Белоруссия как раз, до этого была Украина еще в старом режиме, сейчас уже Белоруссия только осталась, вот они как раз, возможно, с Киргизией, достаточно плотно сотрудничают с нашими спецслужбами и без проблем людей, собственно говоря, передают на территорию другого государства по требованию высокопоставленных сотрудников.

Тогда объясните с правовой точки зрения: если человек никогда в России не был, а только с гражданином или с гражданкой России о чем-то разговаривал о Вконтакте, например, призывал к чему-то или высказывал какие-то идеи, может быть, просил даже о чем-то, но он же не был в России, он по какому правовому статусу может быть преступником в России объявлен?

Понимаете, у террористов, экстремистов нет правового статуса во всем мире, я вам так скажу. Дело в том, что с экстремизмом еще под вопросом, разные бывают виды экстремизма, а что касается террористов, то у них как такового правового статуса нет. Лицо может каким-либо образом планировать преступление или совершать преступление в сети, и впоследствии за ним могут открыть охоту, например, сотрудники спецслужб, которые находятся на территории России. А в связи с чем они открывают эту охоту? В связи с тем, что, например, вербуют на территории России каких-либо своих последователей либо уговаривают определенных лиц совершить те или иные преступления. И поэтому считается, что юрисдикция, ведь совершает преступление лицо фактически на территории России.

То есть если молодой человек, условно говоря, Вконтакте девушки из России писал что-нибудь про украинский национализм, что-нибудь, может, даже очень резкое, то если против этой девушки возбудили уголовное дело, то он как бы является фигурантом этого дела?

Да, он является фигурантом этого дела, он может быть идеологом определенной террористической идеи, он может быть идеологом экстремистской идеи, может быть подстрекателем к совершению каких-либо преступлений. Например, по санкт-петербургскому делу о терроризме есть такой Азимов Акрам, его представляет Ольга Динзе. С ним схема была следующая: его забрали из больницы наши спецслужбы совместно с киргизскими спецслужбами, потом дальше сотрудники спецслужб сели с ним на самолет до России, долетели до России, а дальше они заставили его пройти пограничный контроль, где после пограничного контроля, собственно говоря, он сам проходил его, они его задержали, уже препроводили в секретную комнату.

Отец Азимовых сам вышел на меня и попросил представлять его сыновей. Мы с Ольгой решили вступить в дело и еще до майских праздников подали соответствующее ходатайство о вступлении в Следственный комитет в Техническом переулке в Москве.

Я защищаю Аброра, который, по версии следствия, является организатором. Ольга сходила к его брату, которого из Киргизии привезли, ознакомилась с материалами об избрании меры пресечения. Она посмотрела материалы дела по его аресту, подала апелляционную жалобу: мы решили разбить это на две стадии и посмотреть, как пойдет - Следственный комитет, как и ФСБ, обычно начинает голову морочить адвокатам, не пускать их в дело и со своими адвокатами проводить как можно больший объем следственных действий, чтобы закрепить признательные показания. А уж как они были добыты, это уже их не волнует.

26-летнего Аброра Азимова задержали 17 апреля в Одинцовском районе Московской области. По версии следствия, он «осуществил подготовку террориста-смертника Акбаржона Джалилова», взорвавшегося в петербургском метро 3 апреля. Источники газеты «Коммерсант» , что Джалилов позвонил Азимову непосредственно перед взрывом.

«Мое участие есть, но не прямое. Я не осознавал, что я помогаю этому действию», - Азимов во время суда по мере пресечения. Суд отправил его в СИЗО.

Его старшего брата Акрама , который, по версии силовиков, оказывал «пособническую помощь по переправке денежных средств, использованных при подготовке террористического акта, а также по организации канала связи с эмиссарами международных террористических организаций», 20 апреля.

ФСБ распространила видео задержания Акрама Азимова в одном из поселков Новой Москвы, однако есть основания считать его постановочным: врачи больнице в киргизском Оше , что он еще 15 апреля был вывезен из больницы сотрудниками ГКНБ Киргизии. Свою причастность к теракту в суде он отрицал.

Ольга подала апелляционную жалобу. Следователь сначала отвечал на звонки, говорил: да-да-да, все дадим, без проблем. А после майских праздников начал полностью игнорировать Ольгу и вообще не отвечать на ее звонки. Ему уже и факсы отсылали, и MMS с бумагами, и SMS -ки ему писали, то есть он полный игнор включил. Зовут этого следователя [Андрей] Жигулин.

Канцелярии у них как таковой нет в Техническом переулке (в Москве, где располагается ГСУ СК России - МЗ), есть приемная, куда приходят к дежурному следователю или просто к работнику СК. Они просто принимают письма и регистрируют их в журнале: ты оставляешь сотруднику все свои ходатайства, ордера и так далее, потом через некоторое время они поступают следователю.

Это настолько бюрократизированная система вхождения в дело, что просто диву даешься. Они отдельно не принимают ходатайства и какие-то бумаги - установили свои правила, чтобы морочить адвокатам и простым гражданам голову всеми бюрократическими процедурами. Если следователь вообще не отвечает, ты же не можешь войти в «Лефортово» к своему клиенту, потому что «Лефортово» опять же незаконно требует все эти разрешения. А если следователь от тебя бегает и подсовывает своих адвокатов, которые непонятно на каких принципах работают...

По поводу дежурных адвокатов. Есть определенный следственный орган, тот же самый Следственный комитет, который располагается в определенном районе. Они дают заявку в этот район, и адвокат по назначению приходит и в рамках этой заявки вступает в дело. Я ни в одном деле Следственного комитета, который располагается в Техническом, не видел никогда ни одной заявки. Адвокаты у них похоже просто дежурные: я знаю таких адвокатов, которые в центральном управлении по Санкт-Петербургу работают - одни и те же рожи светятся и лезут во все дела.

Я думаю, здесь та же самая ситуация, причем сами адвокаты ведут себя некультурно: они звонят отцу и говорят, что не надо никаких других адвокатов, все нормально, работа идет, вы не волнуйтесь. А то, что его сын вину признает, и ему пожизненное светит, им плевать. Признаться в том, за что можно пожизненное получить - это бред какой-то.

Эти адвокаты бумаги не составляют: в материале об избрании меры пресечения мы увидели, что там вообще ни одного замечания адвоката нет. Ольга позвонила в адвокатскую палату Москвы, там говорят: ну и что, адвокат по назначению, у клиента значит такая позиция по делу, а он ее поддерживает. А клиент-то другой позиции не видит и не слышит - он, грубо говоря, опекается определенным адвокатом и определенным следователем. Вот такая связка идет по многим уголовным делам, особенно резонансным.

У братьев Азимовых разные адвокаты, но все говорят одно и то же: не волнуйтесь, не переживайте, он хочет работать со мной. Они даже деньги не требуют, не просят заключить с ними соглашение - какие-то альтруисты просто.

Мы после праздников подадим жалобу в Басманный районный суд на бездействие следователя, потому что он должен был нам обеспечить процедуру: сходить с нами или вызвать на следственные действия, дать возможность встретиться с клиентом, обсудить с ним, хочет он с нами работать или нет. Чтобы мы могли переговорить с клиентом один на один. Если бы он не выразил желания работать с нами, мы бы вышли из дела и сказали отцу: он отказывается, мы переговорили с ним, у него другая точка зрения. А нам эту возможность не предоставляют, хотя по закону это положено делать. Ну, похоже, на то, что «положено», положено людьми, которые не хотят выполнять требования законодательства.

Интервью Даниила Пленина с адвокатом Войны Димой Динзе. «О Войне, о современном искусстве, о половой ориентации нашей правовой системы и о многом другом». 18 июля 2011 г. Привокзальное кафе.

- 22 будет заседание, на котором будет рассматриваться вопрос об обращении залога в доход государства...

Динзе: Следственный отдел Центрального района Санкт-Петербурга посчитал, что были нарушены условия залога. Имеется ввиду проживание в определенном адресе, уведомление о смене жительства, о явке к следователю. Посчитав, что данные обязанности были нарушены, они вышли с протоколом о реализации залога в доход государства. Ну, а следующий этап, это, как правило, изменение меры пресечения.

- И насколько это реально, на ваш взгляд?

Динзе: Изменение меры пресечения и обращения залога в данном случае просто нереально. Еще в рамках этого уголовного дела милицейский следователь Петров был уведомлен, что Николаев проживает по другому месту жительства, на Котовского. Однако следователь в суде представил ситуацию односторонне, якобы он отравлял какие-то повестки, отправлял каких-то оперативников, которые заинтересованы, чтобы Николаев сел в тюрьму. Так поступает следователь Рудь. Хотя до этого следователь Федичев поступал следующим образом: он звонил мне и я с Николаевым всегда приходил. У нас никаких вопросов по его явке не возникало. Они почему-то возникли у следователя Рудь. Я предполагаю, они просто решили провести психическую атаку в отношении Николаева, взять его на понт. Они его объявили в местный розыск, и подумали, что Николаев обосрется и спрячется под корягу. Убежит от них, как Воротников. Но Николаев не такой дурак, он очень грамотный, у нас очень хорошая позиция в рамках этого дела. Я думаю, что мы суд выиграем.

- Я так понимаю, Воротников еще обвиняется по делу "31 марта" в рамках "Стратегии 31"?

Динзе: Да, есть такое уголовное дело. Но адвокат Воротникова, Екимовская Анастасия, была сегодня в суде, где, естественно, взыскали залог в пользу государства и, как сказал следователь Рудь, который там присутствовал, якобы в отношении Воротникова не одно уголовное дело, а целых два, помимо того дела о переворачивании машин.

Динзе: Там ситуация какая, там же Воротникова избили, мы вместе с ним ездили в больницу, фиксировали его телесные повреждения. Я считаю, что там неоднозначная будет ситуация, насколько там видео объективное, где органы предварительного следствия это видео взяли? Сейчас он вроде бы находится в федеральном розыске (я документов не видел), мера пресечения сейчас, я думаю, уже будет содержание под стражей.

Можно ли сказать, что дело Войны - это месть силовых структур? Так сказать, хулиганы от искусства против ментов?

Динзе: Естественно, сотрудники уже полиции обозлены на них, они считают их своими врагами. Идейными врагами. Сотрудники Центра "Э" не считают их действия каким-то искусством, перформансом, уличной акцией невинной. Они считают действия Войны преступлением. Вы же видели видео, как Воротников разговаривает с центром "Э" по скайпу? Если не видели, посмотрите это видео, вам станет ясно, откуда пошла самая основная закуска по всей этой теме.

Если обратиться к истории, то во Франции был такой поэт и скульптор Жан-Пьер Дюпре, который помочился на вечный огонь на Могили Неизвестного Солдата в Париже, на площади Этуаль. Он сделал это в знак протеста против войны в Алжире. После этого Дюпре был избит, попал в тюрьму, в психбольницу, вообщем, большие проблемы испытал. Получается, что арт-группа Война шла к тому, чтобы попасть в тюрьму, то есть шла намеренно?

Динзе: Вы знаете, тогда я тоже иду намеренно к этому же, защищая оппозиционеров, если следовать вашей логике. Зачем идти в Европейский суд? Можно сразу устроить 37 год, тройку и вперед! Адвокат не нужен, по башке дали, признался, написал. Получается, такая логика?

- Нет, я имею ввиду, что, если Война окажется в тюрьме - это будет частью их художественного образа.

Динзе: Давайте разделять искусство и юридическую оценку. Я юрист, у меня своя линия мышления, я работаю по уголовной составляющей. А теперь возьмем людей искусства. На самом деле, для обычного юриста, что из искусства преподавалось в университете? Культурология, истории искусства у нас не было, не было предмета "история современного искусства"... Вот, насколько, как вы думаете, следователи будут погружаться в художественную составляющую того или иного перформанса? Они будут видеть все одностороннее, как оно произошло. Машину перевернули, со спец сигналами - всё, жопа, это преступление. Следователи не оперируют категориями искусства, они ничего про это не знают и не хотят знать. А для того, чтобы работать с той же самой Войной, следователь должен копаться не в статьях уголовного кодекса, а читать про современное искусство, либо, хотя бы, пообщаться с Воротниковым насчет этого современного искусства. Я думаю, это должно было быть интересно следователю. Вы думаете там кому-то что-то интересно? В гробу они видели! И общаются они только культурно с Войной лишь по одной причине, потому что адвокат присутствует. А так просто читается в глазах: "Убил бы я вас, товарищи, на месте за ваши действия". Кому нравится оппозиция? Она никому не нравится, понимаете.

- Не кажется ли вам, что Война просто надела "черный свитер" и говорит: "Всё, что мы делаем - это искусство".

Динзе: Вы знаете, я не берусь судить людей. Это моя жизненная позиция. Я не буду судить, я защитник, я защищаю. Вы хоть насрете в раковину и скажете, что это искусство, ваш перформанс - почему я вам не должен верить? У вас в голове это перформанс. Мало ли, что у меня в голове не перформанс, но у вас это перформанс. Почему я не должен говорить, что вы сделали искусство? Я в современное искусство окунулся, еще когда в Академии МВД учился. Помните, просто петарды взрывали, заворачивали в бумагу и взрывали... Продавали это за сотни тысяч долларов. Или менструальной кровью рисуют, говорят, что это искусство, это натуральное, а все, что красками, не совсем натуральное, это что-то другое. Понимаете, сколько людей, столько и мнений. И даже если он насрал в раковину и сказал, что это искусство, может быть он в этом что-то видит и, может быть, у него даже будут последователи, которые будут говорить: ты классно, художественно насрал. А есть те, которые скажут: это просто говно. А другой человек подойдет и купит это за 100 тысяч долларов. Все относительно. Как вы считаете, если я поучаствую в какой-то фотосессии с художественным замыслом определенного человека и буду просто там как-то позировать, и так далее... Кто-то скажет, что адвокат должен быть морально устойчивым, должен быть примером. Да для кого я должен быть примером? Ни для кого. Если я делаю хорошо свою работу, если я приношу облегчение людям, облегчаю их участь с помощью своих знаний, умений... А то, что я на стороне делаю, да я хоть, извините за выражение, буду срать с постамента, и меня кто-то заснимет и скажет, Дмитрий Владимирович, вы совсем рехнулись. А я скажу, что так себя самовыражаю, так мне нравится. Очень тонкая грань между этическими и эстетическими нормами, нормами морали и личного восприятия. Поэтому бесполезно судить: Война - это искусство или не искусство... Вы знаете, нас может быть не будет, а Войну до сих пор будут обсуждать. Чувствуете подоплеку? Если обсуждают и не забывают, говорят везде - то кому-то это надо.

- Это называется, хороший пиар.

Динзе (смеется) : Государство не заинтересовалось бы хорошим пиаром, поверьте мне. Государству не интересен хороший пиар.

Несколько недель назад стало известно, что на голландском конкурсе Innovating Justice ваш проект занял третье место. Вы не могли бы коротко рассказать об этом проекте?

Динзе: Проект занял второе место. Это был международный конкурс, участвовало около 50 стран. Америка, Канада, Мексика... Из 50 выбрали 19, из 19 - три финалиста определились. Нас было три номинанта, из Мексики женщина завоевала первое место. Суть проекта - работа с наркопотребителями. Я оказываю им юридическую помощь в рамках получения медицинской помощи в местах изоляции. Подготовка медицинских документов для получение медицинской помощи, освобождение по УДО, лечение ВИЧ/СПИДа и так далее. Есть такая организация "Гуманитарного действие", с которой у нашей 4 Адвокатской конторы заключен договор и я работаю там в рамках проекта на добровольных началах, виду этот проект. Я считаю, что мы должны как-то людям помогать. Я делаю то, что я могу. Я считаю, что нужно помогать конкретному человеку. Как Костя Пролетарский, которого мы вытащили с Медвежегорска, а правозащитная организация "Агора" до сих пор работает с этим Медвежегорском. Я сотрудничаю с "Агорой" как привлеченный адвокат.

- Тоже как доброволец?

Динзе: Нет, они мне платят гонорар за мою работу, я получаю зарплату. В рамках этой работы я защищал Алексея Гаскарова, которого оправдали в химкинском суде.

Еще такой эпизод был в вашей биографии: компания Майкрасофт, в том числе и благодаря вашей работе, объявила по умолчанию любую версию Виндоус, установленную в редакции газеты или общественной организации, лицензионной.

Динзе: Была достаточно плодотворная работа у "Агоры" в этом направлении. Сотрудники ОБЭПа, сотрудники Центра "Э" щемили все организации за счет этой контрафактной продукции, которую многие организации себе устанавливали на компьютеры. Естественно, все обратились в Майкрасофт, сказали, что мы занимаемся благими делами, а нас за эти благие дела, за то, что просто не к чему привязаться, цепляют за всякую ерунду, дайте нам возможность пользоваться вашей продукцией бесплатно. Майкрасофт рассмотрел предложение, они сделали аналитику - действительно, российские власти в рамках репрессий в отношении общественных организаций используют педаль, под название "контрафакт". А у многих организаций такое финансирование, что не хватает на лицензионную версию. Лицензионная версия достаточно дорогостоящая, это по 50 тысяч, по 30 тысяч стоят определенные программы, а если сервер - до ста тысяч может доходить. Представляете, людям надо еще зарплату получать, детей кормить. Майкрасофт пошел на уступки для того, чтобы российские власти не могли репрессировать общественные организации.

Динзе: Я считаю, что интернет должен оставаться свободной зоной. Авторское право придумано для того, чтобы зарабатывать деньги. Это чисто коммерческий проект. Я не считаю, что это плохо, но считаю, что многие авторы должны что-то делать бесплатно и давать идеи... Представьте, я что-нибудь придумаю по юридической части и буду авторское право защищать по этому поводу. Нет, я делюсь своими познаниями, делюсь своим виденьем ситуации. Я считаю, что интеллектуальная собственность на то и интеллектуальная, чтобы ее все могли использовать. Кто-то хочет в Сети посмотреть фильм, кто-то хочет посмотреть на большом экране. Я хожу смотреть на большом экране, потому что в Сети мне некомфортно, я заплачу за это деньги, у меня есть такие возможности. Дайте людям за минимальные деньги тоже самое посмотреть с интернета. Вы думаете, кто-то будет пиратствовать?

- Ну, а как же скачивание с торрентов?

Динзе: Это потому, что за фильм берутся такие деньги, который нормальный человек не может заплатить. Представьте, DVD стоит 450 рублей, лицензионный. Если мы возьмем среднего человека, для них 450 рублей и для меня 450 рублей - это существенно. Если бы были нормальные деньги, до они бы только выиграли, больше бы заработали. По 100 рублей за фильм. Болванка стоит 15 рублей и запись автоматически штампуется. И что, себестоимость 450 рублей?

Теперь изъятые из незаконного оборота наркотические вещества могут быть уничтожены по решению суда еще до приговора. Ваша оценка этим изменениям?

Динзе: Многие адвокаты и правозащитники уже достаточно давно борются с такой ситуацией: возьмем сто грамм муки, добавим туда щепотку героина, все это смешаем., положим вам в карман. Сколько у вас будет героина в кармане?

- Капля, которая была добавлена.

Динзе: Нет, сто грамм у вас в кармане, молодой человек, сто грамм. Потому что по постановлению правительства "О наркотических средствах" героин идет в смеси. Поняли фишку? (Смеется). В смеси идет. И когда возьмут эту муку на анализ, покажет героин. А то, что им вмазаться нельзя, уколоться и улететь на Марс или еще куда-то - это никого не интересует. Поэтому я всегда прошу: проводите химико-фармакологическую экспертизу, оценивайте не только состав, а возможно ли вообще кайф получить от этой смеси, которую нашли у клиента. А что будет уничтожаться? Только наркотик или упаковка вместе с наркотиком?

- Очевидно, что всё, скорее всего.

Динзе: Отлично, отпечатки пальцев где мы потом находить будем? Где мы потом будем проверять, обладал ли он наркотическим эффектом? Вы думаете, адвокат видит наркотики? Да я сколько не заявлял ходатайства о том, чтобы мне предъявляли упакованное наркотическое средство, чтобы посмотреть консистенцию, которая описана в протоколе досмотра... Например, опер пишет в протоколе личного досмотра: "Изъят порошок кремового цвета, такой-то консистенции", - он написал. В исследовании пишется: "Смесь имеет вязкую субстанцию". "Порошкообразное" - "вязкое". Понимаете разницу? И они теперь будут это уничтожать. И что дальше? А с чем работать?
В свободной продаже, конечно.

Вы слышали, что есть такое вещество - ибогаин - которое избавляет от героиновой зависимости? Слышали об этом?

Динзе: Я не врач, меня эта тема меньше всего интересует. Я ездил в Норвегию, в Копенгаген, в Польшу в рамках программ обмена и смотрел, как у них внедряется заместительная терапия. Нам показывали реабилитационные центры, показывали метадон. Копенгаген вообще прогрессивный, у них там искусственный героин наркоманам дают, которые не могут себя обеспечить. У них есть клиника, под присмотром врача прописывают искусственный героин, который ты приходишь и ежедневно получаешь. Потому что зависимость уже такая, что ты все равно будешь его принимать.

- Это до конца жизни?

Динзе: Да, до конца жизни. Государство считает, что оно должно помогать этим больным людям.

- И вы считаете, это правильный подход?

Динзе: Я считаю, что если болезнь нельзя победить, то ее надо профилактировать. ВИЧ/СПИД-то мы профилактируем, резинками же пользуемся, не трахаемся как попало. Потому что нам дают профилактику первичную, мы знаем, какие есть болезни. Вторично, это будь любезен пойти в аптеку и купи себе презерватив.

Сейчас в либерально-правозащитных кругах распространено мнение, что все социальные проблемы, проблемы общества так или иначе связаны с политикой ситуацией в России. Так ли это, на ваш взгляд?

Динзе: Я с вами согласен и с ними я согласен на 100%.. Если мы возьмем Европу, а я на нее ориентируюсь, мне их модель понятна... Наша модель мне не понятна, у меня такое ощущение, что Россия коррумпирована от низа до верха и сделано все, чтобы человек чувствовал себя какой-то букашкой, муравьем. У них все просто. У них, например, ВИЧ/СПИД, наркомания - Министерство здравоохранения субсидирует общественные организации. Общественная организация сидит мощная, например, в Норвегии, 250 кв. метров офис. Все есть: комната отдыха и т.д. Получают зарплату от Министерства здравоохранения, выделяют им деньги, получают субсидии на больных. У них все расписано, перед государством они отчитываются. Что, плохо что ли? И не надо будет потом орать, что вы получаете деньги заграницей. Так вы создайте условия, чтобы общественные организации работали на нормальные субсидии. Я согласен с тем, что необходимо, чтобы государство обращало внимание на те или иные ценности общечеловеческие, на проблемы.

- То есть, эти проблемы нужно решать при помощи изменения политического контекста?

Динзе: К сожалению, на счет России у меня пессимистические прогнозы, потому что те люди, которые стоят у власти, у них не то правосознание, которое должно быть в принципе. Если на Западе, в цивилизованных странах, если ты берешь взятки - ты белая ворона, а у нас, если ты не берешь взятки, ты белая ворона. Этим все сказано и, я думаю, продолжать никакого не имеет смысла.

У вас не было мысли заняться политической деятельностью, как некоторые правозащитники переходят в политику?

Динзе: В "Агоре" мы выработали такое понятие, как адвокат-правозащитник. Я за определенные ценности и помогаю людям. Но в тоже самое время, я профессионал. Во-первых, если политик, ты должен отказаться от статуса адвоката и уйти в политику. Ты уже не можешь быть адвокатом, потому что интересы противоречат. Политик - это, как правило, государственная служба. Честно говоря, не интересно. Общественная деятельность - это быть просто правозащитником. А как в политике? Сидеть в Общественной палате? Но я должен тогда приостанавливать статус или вообще его прекращать. Профессионализм - это одно, а какие-то мнения и политические взгляды - совершенно другое. Я не лезу в политику.

Вы им помогаете, только потому что вас попросили или лишь потому, что вам за это платят? Для вас это больше работа, чем какое-то сочувствие?

Динзе: Почему, как людям, я им сочувствую. Я всегда больше сочувствую тем, на кого больше всего гонений. Это драйв, это интересно, это борьба. Где все легко, это часто бывает. А вот это... Я бы не сказал, что это политическая проблема. Это личная проблема сотрудников милиции с определенными физическими лицами под названием Николаев, Воротников, Сокол. Туда уже Каспер добавился. Они нестандартны, я люблю с нестандартными людьми работать. Они принимают мое мнение, они умные люди, интересные люди. Мне с ними интересно и я готов им помогать и мне нравится им помогать. Мне нравится помогать... Потому что я считаю, что система - у нее власть и она должна быть порядочной. Она должна работать в соответствии с законом, а не фальсифицировать. И не сажать людей по беспределу. Я считаю, если у тебя власть, будь любезен, вот тебе определенные рамки, в них и работай. Это я могу себе позволить какие-то своеволия в рамках того, чтобы клиенту помочь. Что-то подсказать, что-то присоветовать, какие-то вещи ему сказать, которые могут обходить закон, не нарушать, а обходить. Помочь ему версию разработать. Власть, у нее есть силы средства, матобеспечение. У меня что есть? Есть клиент и всё. Если он себе может позволить какие-то силы, средства, матобеспечение - это хорошо. Но, как правило, ни сил, ни средств, ни матобеспечения. Только башка одного адвоката и уголовное дело, куда все собрано как в мусорную корзину закидано. Поэтому я считаю, что я помогаю людям так, как я считаю необходимым. Если вы можете назвать это оппозицией - называйте это оппозицией к власти. Я называю это профессиональной работой. Я могу сочувствовать даже взглядам людей. Они мне могут симпатизировать. Я тоже человек, но я привык это оставлять при себе.

Из интервью Козы информ-агентству Франс-пресс:

"Дима Динзе - адвокат Войны. Его смело можно назвать полноценным активистом Войны, поскольку мы делаем общее дело преследования и нахлобучивания неверных ментов. Он неоднократно вытаскивал активистов группы из мусорского плена. Это непобедимый адвокат. Только что он выиграл дело для антифашиста Гаскарова, суд оправдал его. Динзе - боевик, мы в группе называем его Нинзя. Он и есть летающий черный нинзя, этот Динзе".

Динзе оказался прав. 22 июля суд оказал следователям в их ходатайстве о взыскании залога в пользу государства. Николаев по-прежнему на свободе.

Публикуется в сокращении, полностью здесь.

Елена Токарева

В дуэли между адвокатами, защищающими права террористов на чашечку свежего утреннего кофе, и "зверской системой пыток ФСБ" логично было бы стать секундантом "зверской системы". Как-то так мне подсказывает моя трезвая голова.

Но в стране, которая уже это все проходила во время чеченских кампаний, опять выросло поколение прекраснодушных идиотиков, которые считают, что у "чикатило есть права".Хорошим тоном считается ударить терроризмом по путинизму. И призвать соотечественников защитить права террористов на удобную постель, трогательную беседу со следователем и поездку домой в хорошем поезде после совершенного теракта, пока еще не остыли трупы детей и женщин.

Это началось еще в эпоху чеченской войны. Толпы молодых и пожилых журналисток с горящими глазами и мокрыми трусами атаковали фронтовые территории и выискивали случаи притеснения чеченских боевиков, попавших в лапы ФСБ. Многочисленные статьи правозащитного характера про то, как издеваются над бедными боевиками мохнатые палачи в застенках ФСБ выходили не только из-под пера Ани Политковской, но и из-под других легких и прославленных перьев. Это был такой тренд. Защитники инсургентов получали зарубежные гранты, журналистские премии, международную славу и в конце концов пулю от своих чеченских друзей или позорный плен, какой выпал, например, на долю особо рьяной защитницы и подруги Басаева НТВ-шницы Елены Масюк.

Когда Масюк попала в плен и, говорят, подвергалась там насилию и издевательствам, все ее поклонники и зрители задавали вопрос (впрочем, вопрос, адресованный в никуда, потому что ответить на него было некому): отчего же сердечный друг Масюк Басаев не спасет ее от этого ужаса.

Я предоставляю вам самим пофантазировать на эту тему и назвать причины. В тот период, когда Масюк выкупали из плена, из потных объятий ее сердечных друзей, я встретила на строительном рынке Мишу Леонтьева, тогда еще никакого не пресс-секретаря Сечина, а просто известного журналиста, и мы обменялись мнениями на эту тему. Миша лаконично сказал: "Раньше я думал, что Масюк просто сволочь, а теперь понял: она - дура".

С тех пор убили Аню Политковскую, основную защитницу чеченского народа. Убили еще много кого...Некоторые защитники инсургенов почему-то перековались. А некоторые, наоборот, продолжают свою бессмысленную болтовню.

Годы прошли. Но число желающих защитить права тех, чьи права, по определению, защищать не следует, никак не уменьшается.

Понятно, что это все борцы за европейские ценности, в том числе, за свободу заниматься терроризмом, убивать невинных пассажиров метро, насиловать детей в бассейнах захваченных европейских городов...в общем, мазохисты.

Уж мы их повидали на своем веку. Некоторые из них даже получают нобелевские премии по литературе за сугубо мазохистические книжки о том, как хорошо быть изнасилованной и униженной негром белой женщиной-лесбиянкой. Таков нобелевский лауреат Кутзее, который получил свое за роман "Бесчестие". Девиз произведения: "белые заслужили, суки! будем страдать."

Уже постарели изнасилованные инсургентами журналистки...уже обветшали могилки борцов за свободу, уже насытились свободолюбивыми муслимами европейцы, а в России все еще пробиваются сквозь здравый смысл новые "борцы за справедливость", новые журналистики, которые несут нам новые расследования преступлений ФСБ.

Адвокаты подозреваемых: Дмитрий и Ольга Динзе

Один из этих новых героев, очень молодой журналист Илья Рождественский, который поработал в РБК, но ушел, потому что нехорошие начальники не опубликовали его чудесное расследование о тайной тюрьме ФСБ, в которой пытают чудесных борцов за свободу, взорвавших в апреле нынешнего года питерское метро.

Ну, как нынче получить журналистскую славу и какой-нибудь грантик никому не известному пареньку?

Илья Рождественский

Ну, конечно! Подпеть адвокатам подозреваемых.Рассказать, какое плохое освещение в подвале ФСБ-ной тюрьмы.

"В Москве или Московской области, возможно, действует тайная тюрьма, в которой содержат и пытают подозреваемых в терроризме, в том числе иностранцев, до официального задержания и предъявления обвинений.

О существовании такого объекта сообщают, со слов своих подзащитных, адвокаты Дмитрий и Ольга Динзе, представляющие интересы братьев Акрама и Аброра Азимовых, обвиняемых по делу о теракте в метрополитене Санкт-Петербурга в апреле 2017 года. Они обратились с заявлением в Генеральную прокуратуру с просьбой проверить информацию о “секретной тюрьме” Федеральной службы безопасности России".

"3-го апреля в вагоне метро Петербурга произошел взрыв, погибли 14 человек, около 50 были ранены. Всего по делу об этом теракте задержаны не менее 10 человек. Следствие считает, что сам взрыв был совершен террористом-смертником Акбаржоном Джалиловым, 22-летним уроженцем Киргизии с российским гражданством. А организатором нападения и наставником Джалилова, по данным российских спецслужб, является 27-летний Аброр Азимов, также родившийся в Киргизии. Он был задержан якобы 17 апреля и сперва признал вину, но на следующий день отказался от показаний. “Против ареста я не возражаю. То, что я причастен к взрыву, - я этого не говорил. Мое участие есть, но не прямое”, - заявил Аброр Азимов в Басманном суде Москвы 18 апреля 2017 года".

Что и говорить! Чудесный человек! Конечно, в первую очередь, нам всем надо защитить его права. Надо вообще защищать права людоедов, террористов, всяких чикатил, маньяков, воров и убийц!

"Обстоятельства, при которых были задержаны братья Азимовы, и все их показания требуют как минимум тщательной проверки - убеждены адвокаты Дмитрий и Ольга Динзе. 24 июля стало известно, что Аброр Азимов подал жалобу в Главное военное следственное управление на пытки в период с 4 по 17 апреля в “секретной тюрьме” ФСБ. По его словам, она находится к юго-западу от Москвы. Аброр Азимов говорит, что его схватили 4 апреля в Подмосковье, надели мешок на голову и отвезли в неизвестный подвал, где рядом располагались камеры. Его избивали и пытали электротоком две недели, требуя признаний, угрожали, заставляли “учить показания и роль преступника” и лишь потом, 17 апреля, постановочно задержали официально, с видеосъемкой, у железной дороги в Одинцовском районе Московской области, причем при этом силой заставили оставить свои отпечатки пальцев на якобы найденном при нем пистолете Макарова".

Что и говорить: грязно работают ФСБ-ники! А мог бы этот борец за денежные знаки и сам прийти и во всем сознаться. А мог бы вообще не ввязываться в международный терроризм, да еще получив по ускоренной процедуре российское гражданство. Тогда не было бы и проблемы. А что ты хотел, "борец за свободу"? Чтобы тебя в пятизвездочном отеле обслужили бы проститутки?

"Адвокаты говорят, что на этом “объекте” также содержался Акрам Азимов, которого 15 апреля этого года схватили в больнице на родине офицеры киргизских спецслужб. А ФСБ России заявила о задержании Акрама 19 апреля. Четыре дня между этими датами он также, по его словам, подвергался пыткам в “секретной тюрьме” ФСБ. Как рассказывает адвокат Ольга Динзе, Акрама Азимова привезли на “объект” в наручниках прямо из московского аэропорта Домодедово. За четыре дня, проведенных в камере, ему дали лишь пол-литра воды и одну тарелку с картошкой. Акрам перенес такие же пытки, как и его младший брат. В ходе допросов он слышал за стеной крики других людей, в том числе и брата Аброра. Последующее официальное задержание Акрама, как он сам утверждает, проходило по примерно схожему сценарию: его высадили из машины и велели ждать “процесса”. В сумке Акрама Азимова оперативники нашли боевую гранату с отпечатками, которую его ранее угрозами заставили подержать в руке".

А вот и наш новый герой. Илья Рождественский. Служил заместителем редактора отдела "Политика и общество" в РБК

Работал внештатным корреспондентом в компании «Meduza»

Работал ведущим в компании «Эхо Москвы»

Учился в Аспирантура в МГУ.

Как говорится, вполне органичная для "человека из пробирки" биография.

А вот и признание с потугой на героизм:

"Этот текст не вышел в РБК. Как оказалось, все варианты материала, а их было шесть штук объемом от 12 до 20 с небольшим тысяч знаков, - это «не формат» и «попытка оправдать подозреваемых в терроризме». «Мы верим в то, что подозреваемых в терроризме нужно было на мерседесе привезти в белую камеру и поить курвуазье? Или что?» - гласил комментарий редактора к одному из абзацев. Единственным возможным вариантом публикации в РБК по этой теме была признана новостная заметка объемом около 6 тысяч знаков.

В этой связи до 4 августа я в отпуске, а 4 числа - мой последний рабочий день в РБК. И с этого момента я открыт для любых предложений о работе.

P.S. Огромное спасибо Republic. Несколько дней сдачи напомнили, как вообще должна проходить подобная работа и какие вопросы надо задавать к тексту.

Ну, и сам материальчик. Прэлэстное начало! Лирическое.

"Вечером 4 апреля Аброр Азимов, которого ФСБ считает одним из организаторов теракта в Санкт-Петербурге, вышел из метро на юго-западной окраине Москвы и сел в машину, найденную с помощью сервиса BlaBlaCar. Азимов планировал уехать на Украину, а оттуда в Турцию или в Сирию, но примерно через час, около 23:00, автомобиль остановили на трассе сотрудники полиции и сказали ехать в отделение Наро-Фоминска – этот город был совсем рядом".

До ОВД фигурант дела о теракте не добрался: по дороге его высадили, обыскали, заковали в наручники, надели на голову черный мешок, пересадили в другую машину и примерно 40 минут везли в неизвестном направлении. Затем его снова вывели из автомобиля и на этот раз спустили в подвал. Мешок с головы сняли только через неделю, и тогда Азимов понял, что находится в настоящей камере.

В течение почти двух недель неизвестные держали его в «секретной тюрьме» и пытали, добиваясь показаний. В жалобе, поданной Азимовым в Главное военное следственное управление (ГВСУ) СКР, он приводит жуткие подробности своего заточения и утверждает, что был в руках оперативников ФСБ. Никаких других подтверждений этому нет, но нам удалось найти в общей сложности истории шести заключенных, пять из которых в разное время рассказывали о похищениях и пытках, происходивших до официального задержания. Они направляли жалобы в Европейский суд по правам человека или в российские правоохранительные органы, и содержащиеся в этих документах описания камер, подробности жестокого обращения и применявшихся для пыток предметов, а также детали похищения позволяют утверждать, что речь идет об одном объекте – том же самом, куда Азимова привезли в ночь на 5 апреля.

Напомним, несчастные пленники тайной тюрьмы ФСБ устроили теракт в петербургском метро, унесший жизни 16 человек (еще более ста пострадали), произошел в понедельник 3 апреля, в разгар рабочего дня. Смертник Акбаржон Джалилов оставил взрывное устройство на станции «Площадь Восстания», после чего подорвал себя в вагоне с пассажирами; перед терактом он звонил Аброру Азимову, своему предполагаемому наставнику. По версии следствия, в организации теракта участвовал также старший брат Азимова Акрам – он, как утверждается, получал деньги от некоей «международной террористической организации». Реакция правоохранительных органов на теракт была стремительной: уже 7 апреля в Петербурге и Москве были задержаны восемь подозреваемых – в основном, знакомых смертника. Но история братьев Азимовых разворачивалась отдельно.

Ну, что сказать? ФСБ-никам за эти теракты погоны пообрывали. Да и нам, рядовым смертным как-то очень горько от того, что какие-то маловразумительные твари приперлись на нашу землю, получили здесь гражданство и ну, гадить, убивать, взрывать.

А какая-то маловразумительная журналистская единица заделалась защищать права этих тварей. Да, гори ты огнем, Илья Рождественский, вместе с этими Дмитрием и Ольгрй Динзе, супругами-адвокатами...дьявола.