Барри Шварц: парадоксы выбора и превратности свободы.

Сценарий медиаурокаурока
Автор Положенцева Ирина Анатольевна

Образовательное учреждение Муниципальное автономное общеобразовательное учреждение гимназия №26 города Томска

Предмет литература

Класс одиннадцатый

Тема «Счастье без свободы или свобода без счастья» -

третьего не дано?

Цель урока: обобщение изученного материал

Задачи занятия:

Показать гуманистическую направленность произведения Е.Замятина, утверждение писателем человеческих ценностей;

Проследить на примере главного героя, как писатель изображает процесс пробуждения человека;

Формировать эстетическое восприятие, используя разные виды искусства: литературу, музыку, изобразительное искусство;

Развивать исследовательские и творческие способности учащихся , умение самостоятельно анализировать прочитанное произведение, давать характеристику героям произведения, видеть авторскую позицию, выделять основные вопросы и проблемы;

Развивать устную и письменную речь учащихся.

Учебно-методическое обеспечение:

Текст изучаемого произведения - роман Е.Замятина «Мы».

Время реализации занятия: 45 минут.

Среда : программа для создания презентаций Microsoft Power Point, графический редактор Paint, текстовый редактор Microsoft Word.

Вид медиапродукта : презентация 30 слайдов (Power Point, Paint, Word)

Необходимое оборудование:

Компьютер, медиапроектор, экран.


План проведения урока


Этапы урока

Временная реализация

1

Организационный момент. Вступительное слово

0,5 минуты

2

Обращение к читательскому опыту учащихся

1,5 минуты

3

Повторение литературоведческих терминов

1 минута

4

Вопросы и задания обобщающего характера по теме урока, ответы учеников, подкрепляемые текстом

6 минут

5

Элемент интеграции: слово о Скрябине А.Н., прослушивание фрагмента Симфонии №2, обмен впечатлениями

11 минут

6

Вопросы и задания обобщающего характера по теме урока, ответы учеников, подкрепляемые текстом

3 минуты

7

Демонстрация рисунка-схемы и комментарий

1 минута

8

Вопросы обобщающего характера по теме урока

3 минуты

9

Элемент интеграции: обращение к материалу, изучаемому по обществознанию (комментарий понятий, чтение эссе)

6 минут

10



3 минуты

11

Комментарий к иллюстрациям, сделанным учащимися к роману с позиции соотношения «Я и МЫ»

2 минуты

12

Вопросы и задания обобщающего характера по теме урока, ответы учеников

6 минут

13

Подведение итога, оценка работы, задание на дом

1 минута

Ход урока
Организационный момент. (Слайд №1)

Учитель : Человеку свойственно заглядывать в будущее, пытаться распознать его очертания. Неудовлетворённость настоящим заставляет задаваться вопросом: Каким должно быть будущее, чтобы чувствовать себя счастливым, чтобы осуществились твои надежды, реализовались идеалы? Ответы на эти вопросы пытались дать многие... один из них Н.Г.Чернышевский...

Выступление ученика : (Слайд №2) Один из возможных ответов в истории русской литературы XIX в. - знаменитый «четвёртый сон» Веры Павловны из романа Н.Г. Чернышевского «Что делать?», рисующий картины благоденствия на земле, новый «город солнца» (созданный в своё время ещё творческим воображением Т. Кампанеллы). Земной рай предстаёт здесь в образе хрустального дворца с колоннами из алюминия, в котором находятся более тысячи человек (в соответствии с «Теорией всемирного единства» Ш.Фурье, как это и имел в виду Чернышевский). Они вместе работаю, едят, веселятся. То, что нравится одному, нравится всем, и наоборот. Перед нами единая, нечленимая масса, всегда счастливая, всегда довольная жизнью.

(Слайд №3) Е. Замятин в своём романе «Мы» как будто специально повторяет описание этой, одной из классических утопий: его герои живут коммуной в городе из стекла и металла . Хрустально-алюминиевый «рай» Веры Павловны вспоминается, когда герой Замятина (от имени которого ведётся повествование в романе) описывает «хрустально-неколебимое, вечное Единого Государства»; «стеклянные купола аудиториумов»; «стеклянный, электрический, огнедышащий Интеграл»; «божественные параллелепипеды прозрачных жилищ»; «бодрый, хрустальный колокольчик в изголовье»; «стеклянный колпак» Газового Колокола... – «весь мир отлит из того же самого незыблемого, вечного стекла, как и все наши постройки».

Учитель: Но если роман Н.Г.Чернышевского имеет черты утопии (Слайд №4,5), то роман Е.Замятина «Мы» - антиутопия (Слайд №6). И если утописты предлагали человечеству рецепт спасения от всех социальных и политических бед, счастье для всех сразу, то антиутописты не только описывают утопическое государство, но, взяв обыкновенного человека из утопического общества, предлагают читателю разобраться: чем же расплачиваются за это всеобщее счастье конкретные обычные люди. Одним из первых пророческих романов стала антиутопия Евгения Замятина «Мы», написанная в1920году. (Впервые роман «Мы» был опубликован в английском переводе в Нью-Йорке в 1924 году.) Каким же предстаёт Единое Государство, изображенное в романе? * В этом Едином Государстве у каждого есть работа и квартира, люди не должны думать о завтрашнем дне , развивается государственное искусство, из репродукторов льётся государственная музыка, люди слушают стихи государственных поэтов, дети как на подбор - здоровые и стройные (другим государство отказывает в праве на жизнь), учатся, впитывают в себя азы государственной идеологии и истории. Но Замятин увидел главное, что несёт с собой это Государство: подавление личности, всепроникающую слежку, прозрачные (у Замятина - в буквальном смысле) стены домов, всеобщее поклонение Благодетелю - государю и в конце концов - фантастическую операцию по разделению души и тела у каждого из горожан «нумеров».

Учитель: Но нужен был герой, через которого были бы выражены все противоречия подобного образа жизни. Таким героем стал Д-503.

Что же мы о нём узнаём из романа?
Слово от лица героя одному из учеников : (Слайд №7) Я - нумер Д-503, - «только один из математиков Единого Государства», но именно математик, боготворящий «квадратную гармонию», «математически безошибочное счастье», «математически совершенную жизнь Единого Государства», апофеоз «логического мышления». Моя мечта – «проинтегрировать грандиозное вселенское уравнение», «разогнуть дикую кривую, выпрямить её по касательной - ассимптоте - по прямой. Потому что линия Единого Государства - это прямая мудрейшая из линий». Идеал жизненного поведения – «разумная механистичность»; всё выходящее за её пределы – «дикая фантазия», а «припадки «вдохновения» - неизвестная форма эпилепсии». Именно фантазии более всего пугают меня: это «преступные инстинкты», особенно живучие в «человеческой породе», нарушающие, взрывающие изнутри мой «алгебраический мир». К болезненным фантазиям относится искусство (у нас музыка заменяется Музыкальным Заводом; литература Институтом Государственных поэтов и Писателей; журналистика - Государственной газетой; наука - Единой Государственной Наукой и т.д.), любовь (в Государстве не существует Любви - она побеждена «историческим «Lеz sехuаlis»: «всякий из нумеров имеет право - как на сексуальный продукт на любой нумер»; каждый получает «надлежащую талонную книжку (розовую)» и самое главное - свобода, самая болезненная из фантазий человека.

Все фантазии, любые проявления жалкой свободы «я», выражающейся в малейшем отступлении от бесчисленных запретов, распорядка дня и т.п., воспринимаются мною, строителем Интеграла, как помещение себя в положение : корень из -1, как превращение в иррациональное, мнимое число...


Учитель: Таким мы видим Д-503 в начале романа, но в нём представлена история рождения души, история перерождения нумера в личность.Когда Д-503, не знающий никакой иной жизни, кроме жизни в Государстве, начинает восставать против него - тут и рождается антиутопия.

(Слайд №8) Давайте обратимся к цитатам из романа, помещённым на экране / «И я - мы, четверо,- одна из бесчисленных волн в этом могучем потоке» (запись 2) . «...Я чувствовал себя над всеми, я - был я, отдельное, мир, я перестал быть слагаемым, как всегда, и стал единицей» (запись 27)./

Есть ли разница между словами?

* Кажется, что они произнесены разными героями.

*Так оно и есть: первая фраза принадлежит нумеру, вторая - личности, человеку.

Учитель: Но, согласитесь, само по себе перерождение не могло произойти случайно. Требуется что-то чрезвычайное, что нарушило бы равновесие, состояние «психологической энтропии»Д-503.

С какого момента вторгается в жизнь Д-503 неизвестное? Как обыгрывается в романе мотив искушения ? (давайте покажем развитие этого мотива на звуковом, цветовом, образном уровнях) (Слайд №9)

*Искушение начинается с музыки. Это сильнейший способ пробуждения души.(Ребята зачитывают отрывок записи 4 от слов "Она была в фантастическом костюме древней эпохи..." до слов "Сидевший рядом со мной покосился влево...") (Слайд №10,11)

Выступление ученика: (Слайд №12,13) Музыке Александра Николаевича Скрябина (1872-1915) присущи эмоциональная напряжённость, диапазон образов от одухотворённо-идеальных до экспрессивно - героических, стремление к синтезу искусств. Он автор поэтических произведений. В зрелый период Скрябин ставил себе не только музыкальные задачи. Он хотел быть не только композитором, но и поэтом, и философом, хотел охватить мыслью весь мир: природу, человеческое общество, мир человеческой души. Композитор остро ощущал противоречия своего времени и страстно жаждал перемен, верил в их неизбежность. Все надежды Скрябин возлагал на искусство. Не случайно его Первая симфония заканчивается торжественным хоровым гимном:

Придите, все народы мира, искусству славу воспоём... Эта вера в силу искусства, в частности музыки, была безгранична. Он считал, что музыка обладает мощнейшей психологической и даже физической силой. Значит, гениальное произведение, включающее все искусства: музыку, слово, танец, живопись, архитектуру, - может объединить весь мир и даже пересоздать его. И тогда начнётся новый этап истории человечества, царство полной гармонии, красоты, радости...

* Слушаем музыку А.Скрябина. (Слайд №14)

*А какие чувства родились у Вас, когда вы слушали симфонию № 2 Скрябина? Сделайте свои записи, поделитесь своими мыслями и чувствами.

*Несколько учащихся отвечают или зачитывают свои сочинения-миниатюры.

Учитель: С появлением 1-330, с её игрой в Д-503 пробуждается нечто «дикое».

*Зачитываются отрывки из записей 6 от слов «Я вышел, сел» до «Послушайте, вы, ясно, хотите оригинальничать...» (Слайд №15); 10 от «Я обернулся» до «Мембрана всё ещё дрожала» (Слайд №16) и от «Какой наглый, издевающийся тон» до «Дальнейшее я могу описать только приблизительно...» (Слайд №17).

*Искушение в Древнем Доме, 1-330 в жёлтом платье (цвет соблазна) предлагает герою ядовито-зелёный ликёр, целует в губы, как змея.

Учитель: Искушение 1-330 выбивает почву из-под ног Д-503. Нарушает его полное равновесие. Что же с ним происходит?

* «Я отстегнулся от земли и самостоятельной планетой, неистово вращаясь, понёсся вниз, вниз - по какой-то невычисленной орбите..."» (запись 10).

Попробуем зафиксировать эту «невычисленную орбиту». Несётся герой вниз или взлетает? (ребята предлагают свою заранее составленную схему) (Слайд №18)

Его орбита - это постоянные взлёты и падения. (Слайд №19) (Запись 15: «Что со мной? Я потерял руль. Мотор гудит во всю, аэро дрожит и мчится, но руля нет, - и я не знаю, куда мчусь: вниз - и сейчас об земь, или вверх - и в солнце, в огонь...»).

Схема строится по зеркальному принципу. На это указывает запись 16, в которой доктор - лезвие объясняет рождение души: «Плоскость стала объёмом, телом, миром, и это внутри зеркала - внутри вас - солнце, и вихрь от винта аэро, и ваши дрожащие губы, и ещё чьи-то». Любое событие воспринимается теперь двояко, в двух плоскостях : рационально, математически и всем существом, нарождающейся душой. Учитель: Чтобы воскрес человек, родилась душа, должен умереть нумер. Как в романе обыгрывается рождение души?

*3апись 17: смерть и рождение происходят в Древнем Доме, когда Д-503 прячется в шкаф-лифт. Возникает ассоциация: герой хоронит себя прежнего; шкаф - гроб. (Слайд №20) «Я быстро открываю дверь в шкаф - я внутри, в темноте, захлопываю её плотно. Один шаг - под ногами качнулось. Я медленно, мягко поплыл куда-то вниз, в глазах потемнело, я умер».

Древний Дом - древний мир. По мере знакомства с этим древним миром в герое растёт желание ощутить родство, почувствовать себя человеком.

Покажите, как меняется мировоззрение, мировосприятие Д-503 с приходом в его жизнь 1-330.

*С появлением 1-330 в жизнь Д-503 вступает любовь, чувство прекрасное и страшное одновременно, так как оно не подвержено вычислениям. Для героя это Хаос. Теперь вместо голубого неба и такого же Солнца - буйство красок, вместо марша Единого Государства – «ветер хлопает о стекло огромными крыльями» (запись 21, 23), вместо «ясно» - вопросы, вместо блаженного покоя - тревоги и сны. Мотивы взлёта и падения, полёта: крылья, птицы.

Почему любовь - смертный враг Единого Государства?

*Любовь по самой своей сути индивидуальна, личностна, избирательна и уже этим противостоит обезличенному миру: «В любви участвуют два Я, а не МЫ, причём каждый из двух начинает осознавать свою важность не как члена «мы». А потому и мир, в котором есть только «мы», противостоит любви. Граждане Единого Государства не могут любить. Любовь-проявление человеческих чувств, а они все изгнаны. Одновременно с любовью появляется ревность, познание себя, вопросы, а их не может быть в обществе, где все мысли и действия расписаны по секундам, где небо безоблачно, стены стеклянные, вся жизнь - чёткая математическая формула. «Это общество основано на полном отсутствии личного мира, сознания, привязанностей. Поэтому любовь сводится к сексу и закону: «Всякий из Нумеров имеет право - как на сексуальный продукт - на любой нумер». Любовь пробуждает в человеке личностное начало , а потому становится опаснейшим врагом Государства.


  • Говоря математическим языком жителей Единого Государства, любовь-следствие души. Человек, у которого есть душа, - явление необычное для Государства, он начинает глубоко понимать окружающий мир, анализировать, у него появляются настоящие чувства (ненормальные для жителей Единого Государства), такие, как сострадание к другому человеку, дружба, любовь. Любовь! Самый страшный враг Единого Государства. Для удержания государства, власти Благодетелю и его окружению нужно, чтобы в его государстве люди равнодушно относились друг к другу, чтобы между ними не существовало никаких привязанностей и симпатий, тем более любви. У людей не должно быть тайн, все должны быть на виду (отсюда прозрачные дома и зоркий глаз Хранителей). А любовь - это тайна. Никто никогда не пойдёт доносить на любимого человека, на друга.
*Опасно пробуждение любви в обезличенном и расчеловеченном мире: Д-503 начинает ощущать себя не «граммом», а человеком, личностью: «Раньше всё вокруг солнца, теперь... всё вокруг меня...» - почувствовал, понял он. И любовь, настоящая, без розовых талонов, без Личных Часов, заставила его сказать себе: «Я - вселенная». И когда ему уже не хочется быть со всеми, а только одному или вдвоём с нею, - это уже не осознаваемый до конца, но бунт.

Учитель: Личные, семейные, родственные, дружеские, человеческие связи и привязанности враждебны тоталитарным режимам, тиранической власти, которые оставляют за человеком право лишь на одну связь - связь между человеком и разного рода Благодетелями.

Итак, Д-503 начинает ощущать себя человеком, личностью...


Предлагаю вам на некоторое время отвлечься от того литературного материала, о котором мы сейчас говорим , и вспомнить тему, изучаемую на уроках обществознания «Взаимодействие людей в обществе».

Какие понятия были в центре вашего внимания на этих уроках ?

*Ребята называют и коротко комментируют ряд понятий: обязанности и права, социальные отношения, поведение, деятельность, взаимодействие, социальный контроль, ценности, протест…

*Обращаемся к эссе по обществознанию, совсем недавно написанным ребятами, касающимся «взаимоотношений» таких понятий, как «личность», «гражданин», «государство».

Учитель: Мы говорили, что в романе представлена история рождения человеческой души, история перерождения нумера в личность.

Но что с ним происходит в конце романа?

*В конце романа Д-503 наконец излечивается от приступов своей болезни: (Слайд №21) над ним совершают «Великую Операцию» - удаление «центра фантазий», путём «троекратного прижигания» Х-лучами «жалкого мозгового узелка»: «Никакого бреда, никаких нелепых метафор, никаких чувств: только факты». Математическая организация человечества переносится внутрь человеческого сознания - это вмешательство государства в строение личности, в ход её творческой деятельности, эмоциональной сферы, нравственности. Совершеннейшие, изысканные формы насилия над человеческим «я»; уничтожение вместе с фантазией личностного самосознания . «Я» перестаёт существовать как таковое - оно становится лишь органической клеточкой «мы», песчинкой большого коллектива, толпы.

Учитель: Я и МЫ в романе явно противопоставлены друг другу.

Как может звучать МЫ?

* С точки зрения грамматики, «мы» обозначает неоднородные предметы в количестве больше одного, «я» и другие люди, т. е. оно может вырастать как соединение разных индивидуальностей, неповторимых «я»; но «мы» может пониматься и как нечто безликое, сплошное, однородное - масса, толпа, стая.

В самом тексте романа тоже немало высказываний, представляющих собой различные интерпретации заглавия рома. Приведите примеры. (Слайд №22,23)

*В главе 1-ой читаем: «Я лишь попытаюсь записать то, что вижу, что думаю - точнее, что мы думаем (именно так: мы, и пусть это «МЫ» будет заглавием моих записей). Но ведь это будет производная от нашей жизни...». В записях сталкиваются две конфликтные мысли в сознании героя : «... никто не «один», но «один из»; «Мы так одинаковы..."; и мысль, возникшая после знакомства Д-503 с будущей «музой» его личности I-330, пробудившей в нём индивидуальное сознание: «Мы все были разные...». Различные, подчас взаимоисключающие мысли сталкиваются вокруг проблем коллективной жизни. В Записи 4-й: «...мы живём всегда на виду, вечно омываемые светом. Нам нечего скрывать друг от друга». В Записи 8-й- слова поэта К-13: «Мы - счастливейшее среднее арифметическое... Как это у вас (математиков) говорится: проинтегрировать от нуля до бесконечности - от кретина до Шекспира...» За этими словами - скрытая и горькая ирония.

* Художники делают комментарий к иллюстрациям, сделанным ими к роману, с позиции соотношения на них двух понятий - Я и Мы. (Слайд №24,25)

*По мере «прорастания» личности, индивидуальности в рассказчике доля повествования от имени «мы» уменьшается. Тема «я» заглушает тему «мы». И только в самом конце романа, уже после операции по удалению фантазии, герой вновь, как и в начале своего рассказа, записывает: «И я надеюсь - мы победим. Больше: я уверен - мы победим. Потому что разум должен победить». Это - последняя фраза романа «Мы»: индивидуальное сознание героя без остатка растворяется в «коллективном разуме» масс; надежда на всеобщую логику сменяется уверенностью в ней.

* «Я» не существует. У людей даже нет имён, все под номерами, словно детали в механизме. Это роман об обезличивании человека, о превращении его в винтик государственной машины, где каждый не «один», а «один из». Само понятие «человек», всё человеческое противоречит устройству Единого Государства, ему нужны «нумера», а не люди.

*Отсутствие собственной свободы, собственного «я» - главная характерная черта Единого Государства. (Слайд №26) «Мы идём - одно миллионноголовое тело, и в каждом из нас - та смиренная радость, какою, вероятно, живут молекулы, атомы, фагоциты. «МЫ»- от Бога, а «Я» - от Диавола». Ужас ситуации, в том, что подобное отношение к человеку приводит к его обесцениванию. Зачем жалеть кого-то одного, когда его легко заменить другим. Вспомните, как легко отнеслись строители "Интеграла" к гибели людей при его испытании.

Учитель: Обратите внимание на последнее высказывание: в нём хорошо отмечена связь между обезличиванием человека, ведущим неотвратимо к его обесцениванию, и жестокой беспощадностью по отношению к нему.

Но в том, государстве далёкого будущего, которое изображает Замятин, решены все проблемы, о чём только могло мечтать человечество: все сыты, одеты, у всех есть жильё, работа...

Но чем же оплачено это «стопроцентное счастье» (здесь враги общества - это «враги счастья») и почему всё же находятся такие «нумера», которые поднимают бунт? Бунт против счастья?

*«Стопроцентное счастье» Единого Государства оплачено утратой личности, отказом от отцовства и материнства, потерей культуры, изгнанием за пределы города, за стену живой природы, а главное - несвободой. Больше того, именно несвобода и объявляется, и воспринимается здесь как высшая форма счастья. (Слайд №27) «Древняя легенда о рае... Это ведь о нас, о теперь. Да! Вы вдумайтесь. Тем двум в раю был предоставлен выбор : или счастье без свободы - или свобода без счастья, третьего не дано. Они, олухи, выбрали свободу - и что же: понятно - потом века тосковали об оковах».

Как возвратить золотой век, вернуть потерянный рай, как создать на земле царство Божие - этими вопросами задавались мыслители с глубокой древности, желая если не на практике, то хотя бы в воображении создать идеальную, упорядоченную модель человеческого общежития.

Неудовлетворенность настоящим заставляет задавать вопрос: каким должно быть будущее, чтобы человек чувствовал себя счастливым, чтобы осуществил свои надежды, реализовал идеалы? Один из возможных, и ставший уже классическим, ответ на этот вопрос дал Н.Г.Чернышевский в ‘’ Четвертом сне Веры Павловны’’ из романа ’’ Что делать?’’ Земной рай представляется автору, а вместе с ним его героине, в виде хрустального дворца с колоннами из алюминия, в котором находится более тысячи людей. Они вместе работают, веселятся, едят. То, что нравится одному, обязательно должно нравиться и всем остальным. Они -единая, неделимая масса, всегда счастливая, всегда довольная жизнью. По поверью, если кому-нибудь рассказать свой сон, то он не сбудется. Но автор романа ’’Что делать?’’ рассказывал сны своей с обратной целью: чтобы они стали явью, чтобы мы, читатели, проникнувшись ими точно знали, что делать, чтобы вместе с автором радовались появлению ’’ новых людей’’ - провозвестников новой жизни. Эта ’’ новая порода ’’- люди, сильные физически и не утруждающие себя духовными терзаниями, с умом, явно господствующим над чувствами, точно знающие, что надо, а что- нет, для себя и других, и поступающих только так, как надо, пусть и в ущерб ’’глупым’’ чувствам или ’’глупой’’ морали. Им-то, этим самым людям, которых становится все больше с каждым поколением, и предлагал восторженный автор ’’ работать на будущее, приближать его, переносить из него в настоящее, сколько можно перенести’’.

Но жизнь заставляет нас задуматься: так ли хороши будут те результаты, к которым может прийти человечество? Что вообще есть прогресс? То, что помогает человеку стать хозяином природы, мира, чувств? Но не приведет ли это к потери человеком своей индивидуальности, к обезличиванию серой одинаковой массы?

Е. Замятин - писатель, которому удалось довольно точно разглядеть приметы антипрогресса в окружающей действительность первых лет советской власти. Конечно, предметом его размышлений становится не только технический прогресс, но и те общественные идеалы, которые выдвигались за непререкаемые истины. Е. Замятин как будто специально повторяет описание ’’ города будущего ’’ из утопии Чернышевского. Но в своем романе Замятин рисует будущее мрачными красками.

Замятин работал над романом в годы гражданской войны. Замятин был очень прозорливого ума человек, с мощным логическим мышлением. В процессе работы почувствовал необходимость расширить круг проблем, он не стал ограничиваться политической сатирой современности, а решил все наблюдения использовать для более высокой цели: прогноза путей человеческой цивилизации. Писатель имел инженерное образование, и это позволило ему успешно прогнозировать, какими неприятностями для человечества может обернуться технический прогресс и торжество технократического сознания. Замятин писал роман - проблему, роман - предупреждение. Описывая общество, где поклонение всему техническому и математическому доведено до абсурда, он стремится предупредить людей о том, что технический прогресс без соответствующих нравственных законов может принести страшный вред.

Драматична история публикации романа ’’Мы’’. Писатель мечтал издать его на своей Родине! Но по цензурным соображениям роман появиться в России не мог, так как в то время он воспринимался многими как политический памфлет на социалистическое общество. Наиболее четко эта точка зрения выражена в статье А.Воронского о Замятине, утверждавшего, что роман ’’ целиком пропитан неподдельным страхом перед социализмом, из идеала становящимся практической, будничной проблемой ’’.Не понял произведения Замятина и М. Горький, писавший в одном из своих писем в 1929 г.: ’’Мы’’ - отчаянно плохо, совершенно не плодотворная вещь. Гнев ее холоден и сух, - это гнев старой девы’’. Сочувственно отозвались о романе критик Я. Браун и Ю. Тынянов. Но их мнение не могло повлиять на общую ситуацию.

Между тем писатель читал свой роман на литературных вечерах в Москве и Ленинграде. Его узнали не только в России, но и Замятин получил от крупной фирмы в Нью-Йорке предложение перевести роман на английский язык, и он принял это предложение. В 1924 году роман был опубликовал в Нью-Йорке. Вскоре появились переводы на другие – чешский и французский языки. Лишь в 1988 году, почти 70 лет спустя после его написания, роман вышел в России.

Дж. Оруэлл сказал: “Вполне вероятно, что Замятин вовсе не думал избрать советский режим глобальной мишенью своей сатиры. Он писал еще при Ленине и не мог не иметь ввиду сталинскую диктатуру, а условия в России в 1923 году были явно не такие, чтобы кто-то взбунтовался, считал, что жизнь становиться слишком спокойной и благоустроенной. Цель Замятина, видимо, не изобразить конкретную страну, а показать, чем грозит машинная цивилизация”.

Идейным центром, к которому стягивается все в романе, являются свободы и счастья, соотношения в деятельности государства, интересов коллектива и личности. Основная проблема – поиск человеческого счастья. Именно эти поиски счастья и приводят общество к той форме существования, которая изображена в романе. Но и такая форма

всеобщего счастья оказывается несовершенной, так как счастье это выращено инкубаторным путем, вопреки законам органического развития.

Своим романом “Мы” Замятин положил начало новой, антиутопической, традиции в культуре ХХ века.

Назначение утопии состоит прежде всего в том, чтобы указать миру путь к совершенству, задача антиутопии – предупредить мир об опасностях, которые ждут его на этом пути. Антиутопия обнажает несовместимость утопических проектов с интересами отдельной личности, доводит до абсурда противоречия, заложенные в утопии, отчетливо демонстрируя, как равенство оборачивается уравниловкой, разумное государственное устройство – насильственной регламентацией человеческого поведения, технический прогресс – превращением человека в механизм. Роман Замятина “Мы” стал первым произведением, в котором черты этого жанра воплотить со всей определенностью. И для современного читателя Е.Замятин – прежде всего автор фантастического романа-антиутопии, поднявшего высокую волну в мировой литературе ХХ столетия.

От чего же предостерегает Замятин, что оберегает он в нас? Что он увидел тревожного на одном из великих перепутий истории?

Уже с первых страниц романа Е. Замятин создает модель идеального, с точки зрения утопистов, государства, где найдена долгожданная гармония общественного и личного, где все граждане обрели наконец желаемое счастье. Во всяком случае таким оно предстает в восприятии повествования – строителя Интеграла, математика Д-503. В чем же счастье граждан Единого государства? В какие моменты жизни они ощущают себя счастливыми?

В самом начале романа мы видим, какой восторг вызывает у героя-повествователя ежедневная маршировка под звуки Музыкального завода: он переживает абсолютное единение с остальными, чувствует солидарность с собой подобными. “Как всегда, Музыкальный завод всеми своими трубами пел Марш Единого государства. Мерными рядами, по четыре, восторженно отбивая такт, или нумера – сотни, тысячи нумеров, в голубоватых юнифах, с золотыми бляхами на груди – государственный нумер каждого и каждой. И Я - Мы , четверо, - одна из бесчисленных волн в этом могучем потоке”. (запись 2-я). Отметим, что в вымышленной стране, созданной воображением Замятина, живут не люди, а нумера, лишенные имен, облеченные в юнифы. Внешне схожие, они ничем не отличаются друг от друга и внутренне, неслучайно с такой гордостью восклицает герой, восхищаясь прозрачностью жилищ: “ Нам нечего скрывать друг от друга”. “Мы счастливейшее среднее арифметическое”, - вторит ему другой герой, государственный поэт R-13.

Одинаковостью, механистичностью отличается вся их жизнедеятельность, подписанная Часовой скрижалью. Это характерные черты изображенного мира. Лишить возможности изо дня в день выполнять одни и те же функции значит лишить счастья, обречь на страдания, о чем свидетельствует история “О трех отпущенниках”.

Символическим выражением жизненного идеала главного героя становятся прямая линия (как тут не вспомнить Угрюм-Бурчеева) и плоскость, зеркальная поверхность, будь то небо без единого облачка или лица, “не омраченные безумными мыслями”. Прямолинейность, рационализм, механичность жизнеустройства Единого государства объясняют, почему в качестве объекта поклонения нумера выбирают фигуру Тейлора.

Антитеза Тейлор – Кант, пронизывающая весь роман, есть противопоставление рационалистической системы мышления, где человек – средство, и гуманистической, где человек – цель.

Таким образом, идея всеобщего равенства, центральная идея любой утопии, оборачивается в антиутопии всеобщей одинаковостью и усредненностью (“… быть оригинальным – это нарушить равенство”, “быть банальным – только исполнять свой долг”). Идея гармонии личного и общего заменяется идеей абсолютной подчиненности государству всех сфер человеческой жизни. “Счастье – в несвободе”, - утверждают герои романа. “Малейшее проявление свободы, индивидуальности считается ошибкой, добровольным отказом от счастья, преступлением, поэтому казнь становится праздником”.

Обратим внимание, как прорывается авторский сарказм в изображении приговоренного, чьи руки перевязаны пурпурной лентой. Высшие блаженство переживает герой в День Единогласия, который позволяет каждому с особой силой ощутить себя маленькой частицей огромного “Мы”. Я хотела бы, обратить внимание с каким восхищением рассказывая об этом дне, герой с недоумением и иронией размышляет о выборах у древних (то есть о тайном голосовании). Но его ирония оборачивается авторским сарказмом: абсурдны “выборы” без права выбора, абсурдно общество, которое предпочло свободе волеизъявление единомыслие.

Возникает вопрос: как же достигается “тейлоризированное” счастье в романе Замятина? Как сумело Единое государство удовлетворить материальные и духовные запросы своих граждан?

Материальные проблемы были решены в ходе Двухсотлетней войны. Победа над голодом одержана за счет гибели 0.8 населения. Жизнь перестала быть высшей ценностью: десять нумеров, погибших при испытании, повествователь называет бесконечно малой третьего порядка. Но победа в Двухсотлетней войне имеет еще одно важное значение. Город побеждает деревню, и человек полностью отчуждается от матери-земли, довольствуясь теперь нефтяной пищей.

Что касается духовных запасов, то государство пошло не по пути их удовлетворения. А по пути их подавления, ограничения, строгой регламентации. Первым шагом было введение закона относительно взаимоотношений мужчины и женщины, который свел великое чувство любви к “приятно-полезной функции организма”.

Я хотела бы отметить авторскую иронию по отношению к рассказчику, который ставит любовь в один ряд со сном, трудом и приемом пищи. Сведя любовь к чистой физиологии, Единое государство лишило человека личных привязанностей, чувства родства, ибо всякие связи, кроме связи с Единым государством, преступны. Не смотря на кажущуюся монолитность, нумера абсолютно разобщены, отчуждены друг от друга, а потому легко управляемы.

Отметим, какую роль в создании иллюзии счастья играет Земная стена. Человека легче убедить, что он счастлив, оградив от всего мира, отняв возможность сравнивать и анализировать. Государство подчинило себе и время каждого нумера, создав Часовую скрижаль, Единое государство отняло у своих граждан возможность интеллектуального и художественного творчества, заменив его Единой государственной наукой, механической музыкой и государственной поэзией. Стихия творчества насильственно при ручена и поставлена на службу

обществу, Обратим внимание на название поэтических книг: “Цветы судебных приговоров”, трагедия “Опоздавший на работу”. Однако, даже приспособив искусство, Единое государство не чувствует себя в полной безопасности. А потому создана целая система подавления инакомыслия. Это и Бюро хранителей (шпионы следят, чтобы каждый был “счастлив”), и операционное с его чудовищным газовым колоколом, и Великая Операция, и доносительство, возведенное в ранг добродетели (“Они пришли, чтобы совершить подвиг”, - пишет герой о доносчиках).

Итак, этот “идеальный”общественный уклад достигнут насильственным упразднением свободы. Всеобщее счастье здесь не счастье каждого человека, а его подавление, уравниловка, а то и физической уничтожение.

Но почему же насилие над личностью вызывает у людей восторг? Дело в том, что у единого государства есть оружие, пострашнее газового Колокола. И оружие это – слово. Именно слово может не только подчинить человека чужой воле, но и оправдать насилие и рабство, заставить поверить, что несвобода и есть счастье. Этот аспект романа особенно важен, так как проблема манипулирования сознанием актуальна и в конце ХХ века, и в начале ХХI века.

Какие же обоснования, доказательства истинности счастья нумеров даны в романе?

Чаще всего Замятин их вкладывает их в уста главного героя, который постоянно ищет все новые и новые подтверждения правоте Единого государства. Он находит эстетическое оправдание несвободе: “ Почему танец красив? Ответ: потому что это несвободное движение, потому что весь глубокий смысл танца именно в абсолютной, эстетической подчиненности, идеальной несвободе”. Инженер, он смотрит на танец с этой точки зрения, вдохновение в танце позволяет ему сделать вывод

Лишь о том, что “инстинкт несвободы издревле органически присущ человеку”.

Но чаще всего в основе законодательности лежит привычный для него язык точных наук: “ Свобода и преступление так же неразрывно связаны между собой, как … ну, как движение аэро и его скорость: скорость аэро = 0, и он не движется, свобода человека = 0, и он не совершает преступлений. Это ясно. Единственное средство избавить его от свободы”.

Подтверждение идеям Единого государства звучит и в словах R-13.

Он находит его в религии древних, то есть в христианстве, истолковывая его по своему: “ Тем двум в раю – был представлен выбор: или счастье без свободы – или свобода без счастья; третьего не дано, Они, олухи, выбрали свободу – и что же: понятно – потом века тосковали об оковах. < … > и только мы снова догадались, как вернуть счастье …. <… > Благодетель, машина, куб, газовый колокол, Хранители – все это добро, все это величественно, прекрасно, благородно, возвышенно, кристально чисто. Потому что это охраняет нашу несвободу – то есть наше счастье.

И наконец, чудовищную логику Единого государства демонстрирует сам Благодетель, рисуя перед воображением трепещущего Д-503 картину распятия, он делает главным героем этой “величественной трагедии” не казненного Мессию, а его палача, исправляющего ошибки преступной индивидуальности, распинающего человека во имя всеобщего счастья.

Постигая чудовищную логику, а точнее идеологию Единого государства, вслушаемся в его официальный язык. С первых же страниц романа бросается в глаза обилие оксюмфонов: “ благодетельное его разума”, “ дикое состояние свободы”, “ наш долг заставить их быть счастливыми”, “ самая трудная и высокая любовь - это жестокость”, “Благодетель, мудро связавший нас по рукам и ногам благодетельными тенедами счастья”.

Естественно, что личность, сформированное подобным общественным укладом, ощущает себя ничтожеством по сравнению с силой и мощью государства. Именно так оценивает свое положение главный герой в начале романа. Но Замятин изображает духовную эволюцию героя: от осознания себя микробом в этом мире Д-503 приходит к ощущению целой вселенной внутри себя. Замечу, что ужес самого начала герой, абсолютно “Мы”, не лишен сомнений. Полному ощущению счастья мешают досадные изъяны покоя носы, которые при всей одинаковости нумеров, которые каждый проводит по-своему; да еще корень из минус единицы, раздражающий его тем, что находится вне ratio. И хотя герой стремится отогнать эти неуместные мысли, в глубине сознания он догадывается, что есть в мире что-то не поддающееся логике, рассуждению. Более того, в самой внешности Д-503 есть нечто, мешающееся чувствовать себя идеальным нумером – волосатые руки, “капля лесной крови”. Да и факт ведения записей, попытка рефлексии, не поощряемой государственной идеологий, тоже свидетельствует о необычности центрального героя. Таким образом, в Д-503 остались крошечные рудименты человеческой природы, не подвластные Единому государству.

Однако бурные перемены начинают происходить с ним с того момента, когда в его жизнь входит I-330. Первое ощущение болезни души приходит к герою, когда он слушал в ее исполнении музыку Скрябина. Вероятно, эта музыка была для Замятина не только символом духовности, но и символом иррациональности, непознаваемости человеческой натуры, воплощением гармонии, непроверяемой алгеброй, той силой, которая заставляет звучать самые тайные струны души.

Ощущение утраты равновесия еще более усугубляется в герое романа в связи с посещением Древнего Дома. И облачко на небесной глади, и непрозрачные двери, и хаос внутри дома, который герой едва переносит, -все это приводит его в смятение, заставляет задуматься о том, что никогда не приходило ему в голову: “… ведь человек устроен так же дико, как эти вот нелепые “квартиры”, - человеческие головы непрозрачны; и только крошечные окна внутри: глаза”. О глубоких изменениях, происходящих с героем, свидетельствует тот факт, что он не доносит на I- 330. Правда, со свойственной ему логикой, он пытается оправдать свой поступок.

Хочу обратить внимание на то, что главной деталью I-330 в восприятия героя становится икс, образованный складками возле рта и бровями; икс для математиков – символ неизвестного. Так на смену личности приходит неизвестность, на смену радостной условности – мучительная раздвоенность (“Было два меня. Один я – прежний

Д-503, нумер Д-503, а другой … Раньше он только высовывал свои лохматые лапы из скорлупы, а теперь вылезал весь, скорлупа трещала, вот сейчас разлетится на куски и … и что тогда?). Развивается и восприятие героем мира, меняется и его речь. Обычно логически выстроенная, она становится сбивчивой, полной повторов и недоговоренности. Происходит радикальный перелом в мироощущении героя. Доктор ставит ему диагноз: “По-видимому, у вас образовалась душа”. Плоскость, зеркальная поверхность становятся объемными. Привычный мир рушится.

Так герой вступает в непримиримый конфликт не только с Единым государством, но и с самим собой. Ощущение болезни берется с нежеланием выздоравливать, осознание долга перед обществом – с любовью к I-330, рассудок – с душой, сухая математическая логика – с непредсказуемой человеческой природой.

Мир в романе Замятина дан через восприятие человека с пробуждающейся душой. И если в начале книги автор, доверяя повествование своему персонажу, все же смотрит на него отстраненным взглядом, что иронизирует над ним, то постепенно их позиции сближаются: нравственные ценности, которые исповедует сам автор, становятся все более и более дороги герою.

И герой не одинок. Не случайно доктор говорит об “эпидемии души”. Есть в романе и другие ее проявления. Всем своим поведением бросает вызов Единому государству I-330. Не принимая всеобщего, “сдобного” счастья, она заявляет: “… я не хочу, чтобы за меня хотели другие, я сама хочу хотеть”. Под ее влияние попадает не только Д-503, но и верноподданный поэт R-13, и доктор, выдающий липовые справки, и даже один из хранителей, И даже О-90, такая слабая и беззащитная, вдруг ощутила потребность в простом человеческом счастье, в счастье материнства.

А сколько их еще! И та женщина, что бросилась через строй к одному из арестованных, и те тысячи, которые пытались проголосовать “против” в День Единогласия, и те, кто пытался захватить интеграл, и те, кто взорвал Стену, те дикие, уцелевшие после Двухсотлетней войны, назвавшие себя Мефи.

Каждого из этих героев Замятин нацеливает какой-либо выразительной чертой: брызжущие губы и губы-ножницы, двоякоизогнутая спина, раздражающий икс. Целую цепочку ассоциаций вызывает эпитет “круглый”, связанный с образом О-90: возникает ощущение чего-то домашнего, спокойного, умиротворенного, круг дважды повторен даже в ее номере.

Итак, Единому государству, его абсурдной логике в романе противостоит пробуждающаяся душа, то есть способность чувствовать, любить, страдать. Душа, которая делает человека человеком, личностью. Единое государство не смогло убить в человеке его духовное, эмоциональное начало. Почему же этого не произошло?

В отличие от героев романа Хаксли “О дивный новый мир”, запрограммированных на генетическом уровне, замятинские нумера все-таки живые люди, рожденные отцом и матерью и только воспитанные государством. Имея дело с живыми людьми Единое государство не может опираться только на рабскую покорность. Залог стабильности граждан “воспламеняться” верой и любовью к государству. Счастье нумеров уродливо, но ощущение счастья должно быть истинным.

Прочитав роман, я убедилась, что не убитая до конца личность пытается вырваться из установленных рамок и, может быть, найдет себе место в просторах Вселенной. Но вспомню: сосед главного героя стремится доказать, что Вселенная конечна. Единая государственная наука хочет и Вселенную огородить Зеленой Стеной. Вот тут-то и задает герой свой главный вопрос: “Слушайте, -дергал я соседа. – Да слушайте же, говорю вам! Вы должны, вы должны мне ответить, а там, где кончается ваша конечная Вселенная? Что там дальше?

На протяжении всего романа герой мечется между человеческим чувством и долгом перед Единым государством, между внутренней свободой и счастьем несвободы. Любовь пробудила его душу, его фантазию. Фанатик Единого государства, он освободился от его оков, заглянул за грань дозволенного: “А что дальше?”

Роман замечателен не только тем, что автор уже в 1920 году сумел предсказать глобальные катастрофы ХХ века. Главный вопрос, который он ставит в своем произведении: выстоит ли человек перед его все усиливающимся насилием над его совестью, душой, волей?

Рассмотрю, чем заканчивается в романе попытка противостоять насилию.

Бунт не удался, I-330 попадает в газовый Колокол, главный герой подвергается Великой Операции и хладнокровно наблюдает за гибелью бывшей возлюбленной. Финал романа трагичен, но означает ли это, что писатель не оставляет нам надежду? Замечу: I-330 не сдается до самого конца, Д-503 прооперирован насильно,О-90 уходит за Зеленую Стену, чтобы родить собственного ребенка, а не государственный нумер.

Роман “Мы” – новаторское и высокохудожественное произведение. Создав гротескную модель Единого государства, где идея общей жизни воплотилась в “идеальную несвободу”, а идея равенства – всеобщей уравниловкой, где право быть сытым потребовало отказа. От свободы личности, Замятин обличил тех, кто, игнорируя реальную сложность мира, пытался искусственным образом “Осчастливить людей”.

Роман “Мы” – это пророческий, философский роман. Он полон тревоги за будущее. В нем остро звучит проблема счастья и свободы.

Как сказал Дж. Оруэлл: “…этот роман – сигнал об опасности, угрожающей человеку, человечеству от гипертрофированной власти машин и власти государства – все равно какого”.

Это произведение будет актуальным всегда – как предупреждение о том, как разрушает тоталитаризм естественную гармонию мира и личности. Такие произведения, как “Мы”, выдавливают из человека рабство, делают его личностью, предупреждают о том, что нельзя преклоняться перед “мы”, какими бы высокими словами это “мы” не окружали. Никто не имеет право решать за нас, в чем наше счастье, не имеет право лишать нас политической, духовной и творческой свободы. И поэтому нам, сегодняшним, решать, что в нашей жизни будет главное “Я” или “Мы”.

Конспект:
...НЕТ, НЕ МОГУ, ПУСТЬ ТАК, БЕЗ КОНСПЕКТА.

Вечер. Легкий туман. Небо задернуто золотисто-молочной тканью и не видно: что там — дальше, выше. Древние знали, что там их величайший, скучающий скептик — Бог. Мы знаем, что там хрустально-синее, голое, непристойное ничто. Я теперь не знаю, что там: я слишком много узнал. Знание, абсолютно уверенное в том, что оно безошибочно, — это вера. У меня была твердая вера в себя, я верил, что знаю в себе все. И вот — — Я — перед зеркалом. И первый раз в жизни — именно так: первый раз в жизни — вижу себя ясно, отчетливо, сознательно — с изумлением вижу себя, как кого-то «его». Вот я — он: черные, прочерченные по прямой брови; и между ними — как шрам — вертикальная морщина (не знаю, была ли она раньше). Стальные, серые глаза, обведенные тенью бессонной ночи; и за этой сталью... оказывается, я никогда не знал, что там. И из «там» (это «там» одновременно и здесь, и бесконечно далеко) — из «там» я гляжу на себя — на него и твердо знаю: он — с прочерченными по прямой бровями — посторонний, чужой мне, я встретился с ним первый раз в жизни. А я настоящий — я — не он... Нет: точка. Все это — пустяки, и все эти нелепые ощущения — бред, результат вчерашнего отравления... Чем: глотком зеленого яда — или ею? Все равно. Я записываю это, только чтобы показать, как может странно запутаться и сбиться человеческий — такой точный и острый — разум. Тот разум, который даже эту, пугавшую древних, бесконечность сумел сделать удобоваримой — посредством... Щелк нумератора — и цифры: R-13. Пусть, я даже рад: сейчас одному мне было бы...
Через 20 минут
На плоскости бумаги, в двухмерном мире — эти строки рядом, но в другом мире... Я теряю цифроощущение: 20 минут — это может быть 200 или 200 000. И это так дико: спокойно, размеренно, обдумывая каждое слово, записывать то, что было у меня с R. Все равно, как если бы вы, положив нога на ногу, сели в кресло у собственной своей кровати — и с любопытством смотрели, как вы, вы же, — корчитесь на этой кровати. Когда вошел R-13, я был совершенно спокоен и нормален. С чувством искреннего восхищения я стал говорить о том, как великолепно ему удалось хореизировать приговор и больше всего именно этими хореями был изрублен, уничтожен тот безумец. — ...И даже так: если бы мне предложили сделать схематический чертеж Машины Благодетеля, я бы непременно — непременно — как-нибудь нанес на этом чертеже ваши хореи, — закончил я. Вдруг вижу: у R — матовеют глаза, сереют губы. — Что с вами? — Что-что? Ну... Ну просто надоело: все кругом — приговор, приговор. Не желаю больше об этом — вот и все. Ну, не желаю! Он насупился, тер затылок — этот свой чемоданчик с посторонним, непонятным мне багажом. Пауза. Вот нашел в чемоданчике что-то, вытащил, развертывает, развернул — залакировались смехом глаза, вскочил. — А вот для вашего «Интеграла » я сочиню... это — да! Это вот да! Прежний: губы шлепают, брызжут, слова хлещут фонтаном. — Понимаете («п» — фонтан) — древняя легенда о рае... Это ведь о нас, о теперь. Да! Вы вдумайтесь. Тем двум в раю — был предоставлен выбор: или счастье без свободы — или свобода без счастья; третьего не дано. Они, олухи, выбрали свободу — и что же: понятно — потом века тосковали об оковах. Об оковах — понимаете, — вот о чем мировая скорбь. Века! И только мы снова догадались, как вернуть счастье... Нет, вы дальше — дальше слушайте! Древний Бог и мы рядом, за одним столом. Да! Мы помогли Богу окончательно одолеть диавола — это ведь он толкнул людей нарушить запрет и вкусить пагубной свободы, он — змий ехидный. А мы сапожищем на головку ему — тррах! И готово: опять рай. И мы снова простодушны, невинны, как Адам и Ева. Никакой этой путаницы о добре, зле: все — очень просто, райски, детски просто. Благодетель, Машина, Куб, Газовый Колокол, Хранители — все это добро, все это — величественно, прекрасно, благородно, возвышенно, кристально-чисто. Потому что это охраняет нашу несвободу — то есть наше счастье. Это древние стали бы тут судить, рядить, ломать голову — этика, неэтика... Ну, да ладно: словом, вот этакую вот райскую поэмку, а? И при этом тон серьезнейший... понимаете? Штучка, а! Ну, еще бы не понять. Помню, я подумал: «такая у него нелепая, асимметричная внешность и такой правильно мыслящий ум». И оттого он так близок мне — настоящему мне (я все же считаю прежнего себя настоящим, все теперешнее — это, конечно, только болезнь). R, очевидно, прочел это у меня на лбу, обнял меня за плечи, захохотал. — Ах вы... Адам! Да, кстати, насчет Евы... Он порылся в кармане, вытащил записную книжку, перелистал. — Послезавтра... нет: через два дня — у О розовый талон к вам. Так как вы? По-прежнему? Хотите, чтобы она... — Ну да, ясно. — Так и скажу. А то сама она, видите ли, стесняется... Такая, я вам скажу, история! Меня она только так, розово-талонно, а вас... И не говорит, кто это четвертый влез в наш треугольник. Кто — кайтесь, греховодник, ну? Во мне взвился занавес, и — шелест шелка, зеленый флакон, губы... И ни к чему, некстати — у меня вырвалось (если бы я удержался!): — А скажите: вам когда-нибудь случалось пробовать никотин или алкоголь? R подобрал губы, поглядел на меня исподлобья. Я совершенно ясно слышал его мысли: «Приятель-то ты — приятель... А все-таки...» И ответ: — Да как сказать? Собственно — нет. Но я знал одну женщину... — I, — закричал я. — Как... вы — вы тоже с нею? — залился смехом, захлебнулся и сейчас брызнет. Зеркало у меня висело так, что смотреться в него надо было через стол: отсюда с кресла я видел только свой лоб и брови. И вот я — настоящий — увидел в зеркале исковерканную прыгающую прямую бровей, и я настоящий — услышал дикий отвратительный крик: — Что «тоже»? Нет: что такое «тоже»? Нет, — я требую. Распяленные негрские губы. Вытаращенные глаза... Я — настоящий — крепко схватил за шиворот этого другого себя — дикого, лохматого, тяжело дышащего. Я — настоящий — сказал ему, R: — Простите меня, ради Благодетеля. Я совсем болен, не сплю. Не понимаю, что со мной... Толстые губы мимолетно усмехнулись: — Да-да-да! Я понимаю — я понимаю! Мне все это знакомо... разумеется, теоретически. Прощайте! В дверях повернулся черным мячиком — назад к столу, бросил на стол книгу: — Последняя моя... Нарочно принес — чуть не забыл. Прощайте... — «п» — брызнуло в меня, укатился... Я — один. Или, вернее: наедине с этим, другим «я». Я — в кресле, и, положив нога на ногу, из какого-то «там» с любопытством гляжу, как я — я же, — корчусь на кровати. Отчего — ну, отчего целых три года я и О — жили так дружески — и вдруг теперь одно только слово о той, об I... Неужели всё это сумасшествие — любовь, ревность — не только в идиотских древних книжках? И главное — я! Уравнения, формулы, цифры — и... это — ничего не понимаю! Ничего... Завтра же пойду к R и скажу, что — — Неправда: не пойду. И завтра, и послезавтра — никогда больше не пойду. Не могу, не хочу его видеть. Конец! Треугольник наш — развалился. Я — один. Вечер. Легкий туман. Небо задернуто молочно-золотистой тканью; если бы знать: что там — выше? И если бы знать: кто — я, какой — я? 30 БАЛОВ! СРОЧНО! Помогите сделать анализ стихотворения (найти эпитеты метафоры и тд)

О чем поешь ты, птичка в клетке?

О том ли, как попалась в сетку?

Как гнездышко ты вила?

Как тебя с подружкой клетка разлучила?

Или о счастии твоем

В милом гнездышке своем?

Или как мушек ты ловила

И их деткам носила?

О свободе ли, лесах,

О высоких ли холмах,

О лугах ли зеленых,

О полях ли просторных?

Скучно бедняжке на жердочке сидеть

И из оконца на солце глядеть.

В солнечные дни ты купаешься,

Песней чудной заливаешься,

Старое вспоминаешь,

Свое горе забываешь,

Семечки клюешь,

Жадно водичку пьешь.

помогите написать сочинение-рассуждение по коршуновой. вот исходный текст

Исходный текст

Большинство людей представляет себе счастье очень конкретно: две комнаты – счастье, три – большое счастье, четыре – просто мечта. Или красивая внешность: хоть каждый знает о «не родись красивой…», однако в глубине души мы твёрдо верим, что при ином соотношении объёмов талии и бёдер наша жизнь могла бы сложиться иначе.

Желания могут исполниться. Всегда остаётся надежда если не на стройные бёдра, то хотя бы на лишнюю комнату, а если очень повезёт – то и на дом с видом на море. Но если дом и фигура вообще не имеют отношения к ощущению полного блаженства? Что если в каждом из нас с рождения большая или меньшая способность к счастью, как музыкальный слух или математические способности?

Именно к такому выводу пришёл психолог Роберт Мак-Крей после проведённого им десятилетнего исследования, охватившего около 5000 человек. В начале и конце опыта участникам предлагалось рассказать о событиях своей жизни и дать характеристику себе самим. Улыбчивы ли они или угрюмы? Видят ли они стакан наполовину полным или наполовину пустым?

Поразительно, но степень удовлетворённости собственной жизнью была почти одинаковой в начале и в конце исследования, независимо от того, что происходило в жизни его участников. Люди радовались, огорчались, скорбели, однако по прошествии времени возвращались к исходной точке. Уровень счастья каждого человека был связан в основном с его личностью, а не обстоятельствами жизни.

Тогда эту неуловимую постоянность решили измерить. Психолог Ричард Дэвидсон использовал специальную технологию – позитронно-эмиссионную томографию – для измерения нейронной активности мозга в разных со стояниях. Оказалось, что люди от природы энергичные, энтузиасты и оптимисты имеют высокую активность определённой области коры головного мозга – левой префронтальной зоны, которая ассоциируется с положительными эмоциями. Активность этой зоны – показатель на удивление постоянный: учёные проводили измерения с промежутком до 7 лет, и уровень активности оставался прежним. Это значит, что некоторые люди буквально рождаются счастливыми. У них желания сбываются чаще, и даже если этого не происходит, они не зацикливаются на неудачах, а находят в ситуации светлые стороны.

Но как быть тем, у кого левая префронтальная зона не так активна? Обидно жить и знать, что даже хрустальный дворец на тропическом острове не принесёт тебе счастья! К чему тогда все усилия? Зачем делать карьеру и строить дома, сидеть на диете и шить наряды, если количество счастья отмерено тебе уже при рождении и не изменится ни на йоту

Один из знаменитых философов и писателей ХХ-го века Альбер Камю как-то заметил: "Хочешь философствовать - пиши романы". По своему влиянию на общество, по силе, и по глубине философской мысли, русская художественная литература зачастую далеко превосходила "профессиональную" философию. Не создавая грандиозных, логически завершенных и однозначных философских учений, выдающиеся русские писатели Федор Достоевский и Лев Толстой в своих романах, повестях и публицистических произведениях пронзительно остро, проникновенно и необычайно глубоко поставили ключевые вопросы человеческого существования. Жизнь Федора Достоевского была трагичной, и, быть может, трагизм его собственной судьбы помог ему ощутить такие глубины трагического в мире и в человеке, которые большинство людей не может или не желает видеть. Трудная жизнь в бедности, каждодневный литературный труд на износ, тяжелое нервное расстройство, вынесенный в юности смертный приговор за участие в социалистическом кружке (приговор был изменен в последнюю минуту перед расстрелом и заменен каторгой), нелегкие годы, проведенные в Сибири, затем разочарование в былых революционных и социалистических идеалах, непрестанные сомнения в существовании христианского Бога и жажда верить в него - так складывался жизненный путь писателя. Значительную часть своей жизни Достоевский прожил в Петербурге - городе, где Россия и Европа соединились, переплелись и сошлись в противоборстве и, можно сказать, что он был во многом петербургским писателем. Величавые громады дворцов над реками и каналами, гранитные набережные, геометрически правильные прямые проспекты, прекрасные памятники и, рядом с этим величием и великолепием - чахоточный туман, грязные "доходные" дома, где в жалких каморках, в мрачной сырой атмосфере сгущающихся сумерек страдают, мучаются, сходят с ума "униженные и оскорбленные" "бедные люди" - герои Достоевского.

Нередко Достоевского называют "жестоким талантом", а его мировоззрение характеризуют как «философию трагедии» . Весь свой гений Достоевский посвятил раскрытию тайны человека. Он так и писал: "Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной, ибо хочу быть человеком". Существование Бога и предназначение человека для героев Достоевского - не просто "точки зрения", но вопросы жизни и смерти. В относительно спокойном, еще самодовольно верящем в прогресс, науку и разум, но уже не верящем в Бога, XIX веке , Достоевский (задолго до Фрейда, открывшего бессознательное), указывает на скрытую в человеке склонность к агрессии, на утрату современным человеком смысла жизни, на одиночество и трагизм человеческого существования, порождающие сильнейшую внутреннюю борьбу. "Дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердце человека", говорит писатель. Герои Достоевского - мятущиеся натуры, всегда пребывающие в дисгармонии, в "надрыве", одержимые "проклятыми вопросами", неспособные к мещански-равнодушной жизни, жаждущие переделать мир, спасти человечество, выходящие за рамки общепринятых норм, "золотой" - благодушной и безопасной - "середины". Подобно другим пророкам, своим современникам - Кьеркегору и Ницше , Достоевский больше созвучен катастрофизму ХХ века , чем своему времени. В человеке есть много такого, о чем он сам и не подозревает и что писатель называет "подпольем". Эта тайная, подсознательная жизнь человека выступает то в виде его "Двойника" (например, Смердяков - брат и Двойник Ивана Карамазова), то в виде "подпольного человека" (повесть "Записки из подполья"). Важнейшие для человека проблемы писатель разрешает не путем рассуждения, а через поступки, через судьбу своих персонажей. Этим героям (даже порой лично ему малосимпатичным) Достоевский дает возможность высказаться в полную меру, показать всю логику своих мыслей и следующих за ними действий. Поэтому-то герои - "разрушители" и "отрицатели", одержимые страстями, гордыней, неверием - Иван Карамазов, Родион Раскольников - выглядят убедительно и по-своему привлекательно. Они зачастую правдоподобнее и глубже, чем "положительные" персонажи Достоевского - Соня Мармеладова, князь Мышкин, Алеша Карамазов или старец Зосима.

Достоевский восстает против просветительского мифа о человеке, как прежде всего рассудочном существе, в котором рассудок отождествляется с добрым началом, а биологические инстинкты - со злым. Зло в человеке (как и добро) таится не в одних биологических инстинктах, а в самом Духе, в сердце человека, оно есть тоже явление духовного порядка. Человеческая свобода заключается в возможности и необходимости для человека добровольного выбора между добром и злом - выбора, от которого не может уйти никто. Достоевский подчеркивал: "Рассудок удовлетворяет только рассудочной способности человека, а хотение есть проявление всей человеческой жизни". "По своей глупой воле пожить" - главное для человека, и, следовательно, ключ к пониманию человека лежит глубже его сознания, его рассудка - в его "подполье", где находится "он сам". Ядро, существо человека - в его свободе (здесь и далее речь идет именно о свободе выбора), в его стремлении к индивидуальному самоутверждению. Нет ничего глубже в человеке, чем его свобода, его воля (во всех смыслах этого слова).

Принципиальное и основополагающее для христианства представление о человеке одновременно и как образе Божием, и как греховном существе, способном как к падению и злодеянию, так и к спасению и подвигу, обретает в романах Достоевского новый глубокий смысл. На каторге, опустившись на самое "дно" общества, Достоевский увидел, что в любом человеке - даже самом "маленьком", заурядном неприятном и ничтожном с виду - есть нечто, достойное уважения или, по крайней мере, сострадания, нечто, дающее надежду на его возрождение и преображение. В каждом человеке, если смотреть на него не сверху вниз, не со злобой или презрением, а с любовью, можно увидеть образ Божий. "Самый забитый, последний человек есть тоже человек и называется брат твой". Каждый человек ценен не только тем, чем (или кем) он является сейчас, но и тем, кем он может (потенциально) быть.

Подобно Ницше, Достоевский фиксирует кризис и саморазрушение европейского гуманизма - ситуацию, когда человек, отринувший Бога и обожествивший самого себя, приходит, вместо христианского Богочеловечества, к идее Человекобожества (у Ницше это - Сверхчеловек ). Один из героев Достоевского, Кириллов в романе "Бесы", так выражает эту идею: "Будет новый человек, счастливый и гордый… Кто победит боль и страх, тот сам Бог будет… Мир закончит тот, кому имя "человекобог"… "Если нет Бога, то я Бог. Сознать, что нет Бога и не сознать в тот же раз, что сам Богом стал, есть нелепость". Стать Богом, стать своевольным - значит, победить страх, прежде всего, страх смерти, воплотить свою безграничную свободу - и Кириллов, бросая вызов небесам, желает победить страх и утвердить свою божественность, посредством добровольного и беспричинного самоубийства. Другой герой Достоевского, Иван Карамазов, не может принять мира с его злом и несправедливостями и, движимый состраданием к человеку, отрицает Творца мира, возвращает ему свой "билет в рай" (вновь остро встает проблема теодицеи, о которой мы говорили в теме, посвященной средневековой философии). Наконец, третий вариант гуманизма, дошедшего до своих пределов, отрицающего Бога и переходящего в свою противоположность, демонстрирует Родион Раскольников, движимый одновременно и жаждой самоутверждения, "комплексом Наполеона", и желающий облагодетельствовать и спасти людей при помощи убийства. Он позволяет себе делить людей на "обычных", "материал", и на "избранных", стоящих вне обычных рамок и норм, и совершает "убийство ради добра", "по системе". Ведь, "если Бога нет, то все дозволено". Так, по убеждению Достоевского, человечность, оторванная от Бога, перерождается в бесчеловечность - в самоотрицание человека, а это есть признак глубокого недуга, поразившего человечество. По словам Достоевского, человек, восставший против образа Божьего в себе, противопоставляющий себя другим людям, восстает тем самым и против своей собственной сущности. Не случайно Раскольников признается: "не старушонку я убил, себя убил". А другой герой романа "Преступление и наказание" произносит: "Ведь это разрешение преступить через кровь по совести страшнее обычных преступлений". Как только утрачиваются твердые нравственные ориентиры, как только человек решается объявить себя Богом, как только он начинает отрицать абсолютную ценность другого (любого!) человека и исходить из того, что злые средства оправданы ради доброй цели - этот человек неизбежно приходит к саморазрушению и краху.

Поскольку человеческая свобода (свобода выбора ), будучи источником всякого добра и всякого зла, отождествляется Достоевским с сущностью человека, он категорически выступает против принудительного "счастья", снятия с человека ответственности за свое поведение, попыток "по науке" и чисто внешним образом "облагодетельствовать" людей. Никакое устройство общества само по себе не изменит человеческой природы - в противном случае пришлось бы признать, что люди - рабы обстоятельств, то есть отказаться от той внутренней свободы, которая и делает человека личностью.

Центральная тема всего творчества Достоевского - поиск путей спасения людей: один из его героев - Раскольников - хочет помочь людям, "преступив через кровь" - но лишь губит себя, другой - князь Мышкин (в романе "Идиот") - всех любит, но в жестоком и несправедливом обществе оказывается не в силах помочь людям и гибнет сам. Наконец, Великий Инквизитор (в романе "Братья Карамазовы") хочет "облагодетельствовать" людей, лишив их свободы выбора, навязав им счастье бездушных скотов или безликих младенцев. "Легенда о Великом Инквизиторе", предельно остро ставящая вопрос о возможности принудительного счастья, счастья помимо свободы, по праву считается вершиной творчества Достоевского. Свобода страшна непредсказуемостью, негарантированностью, своеволием - да и каждому ли человеку она по плечу? Свобода ведет к страданиям и ошибкам. Может быть, лучше и счастливее жить без нее? Принудительное материальное счастье - в обмен на потерю свободы и личности - такова дилемма, формулируемая Достоевским. Но возможно ли счастье людей (именно людей, а не муравьев) через рабство?

Великий Инквизитор, хотя и выступает от имени Христа , готов убить Христа подлинного, и упрекает его в том, что тот не видит слабости людей. Он выполняет план "осуществления рая на земле без Бога", путем умерщвления в человеке инстинкта свободы. "Жалея" людей, Инквизитор жертвует свободой человеческой воли: "будут тысячи миллионов счастливых младенцев" … - царство всеобщего рабства, царство обезличенного стада. В итоге (как и в случае с Раскольниковым) противоречие между целями и средствами приводит к замене цели средством - под маской добра в мир входит зло. Достоевский подчеркивает: "друг человечества с шатостию нравственных оснований есть людоед человечества…". Попытка осчастливить людей, отняв у них свободу, ведет к превращению человечества в "муравейник". Выраженные с такой художественной силой мысли Достоевского оказались в ХХ веке сбывшимися пророчествами.

Обращаясь к вопросу о призвании России в мировой истории, Достоевский видел свою задачу "в упразднении распри между славянофилами и западниками". Правда, в решении этого вопроса, писатель нередко впадал в националистическое мессианство ("Христа может проповедовать одна лишь Россия. Богоносный народ - один только русский"). И вместе с тем Достоевский подчеркивал универсальную восприимчивость и отзывчивость русского человека ("У нас, русских, две родины - Европа и наша Русь"), писал о необходимости всечеловеческого взгляда на мировые вопросы: "Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите".

Творческий мир Достоевского трагичен, бездонен и противоречив, так же, как и его мировоззрение. Писатель верил в добрую природу человека и показывал могущество злого, "подпольного" начала в нем, жаждал обрести Бога и - отчаивался, сомневался в Боге, проповедовал национальное мессианство и - идею "всечеловечества", отрицающую узкие рамки национальности, с надеждой восклицал, что "красота спасет мир" и с тревогой констатировал, что "красота - это страшная и ужасная вещь". Достоевский, как никто, прочувствовал нарастающий кризис нашей эпохи - одиночество личности и утрату веры в Абсолют, всеразвращающую власть денег, искушение "принудительного рая" - и противопоставил этим опасностям живую любовь, сострадание к людям, осознание абсолютной ценности каждой человеческой личности, всеобщую солидарность и всеобщую ответственность. "Все за всех виноваты" - говорил писатель. Вспомним, эта идея ярко выражена в одном из направлений современной философии - экзистенциализме. Человек ответственен не только за все, что он думает и делает, но и (как то ни удивительно на первый взгляд) за все, творящееся вокруг него, так как является скрытым или явным, равнодушным или активным, злорадным или сострадающим, но - в любом случае добровольным и свободным - свидетелем и участником всего происходящего. Чувство вины за все и за всех - это удел свободного человека, утверждают экзистенциалисты. Не случайно поэтому философские идеи Достоевского о человеческой свободе, ответственности и мучительном непрекращающемся поиске самого себя являются одним из источников и провозвестников экзистенциальной философии.



Просмотров