Главная » Оформление пенсии » Довженко, сергей иванович. Довженко, сергей иванович Смотреть что такое "Довженко, Сергей Иванович" в других словарях

Довженко, сергей иванович. Довженко, сергей иванович Смотреть что такое "Довженко, Сергей Иванович" в других словарях

Биография

До убийств

Родился в Мариуполе в 1972 году. Учился в Мариупольском коммерческом техникуме по специальности товаровед . Затем служил в армии. Занимался боксом . Бывший двукратный вице-чемпион Украины по боксу (мастер спорта). Был частным предпринимателем на рынке, потом работал в мариупольской фирме «Цитадель». После увольнения недолго работал в милиции (с учётом школы милиции и стажировки - 10 месяцев).

Предыстория

Следующей жертвой убийцы стала Валентина Гладилина, которая занималась торговлей парфюмерией на рынке. 17 апреля 1999 года , переодевшись в милицейскую форму, Довженко встретил Гладилину в подъезде её дома и предъявил поддельное удостоверение сотрудника милиции. Гладилина посчитала, что с ней хотят побеседовать по поводу кражи в её доме и пригласила к себе. Довженко убил её и похитил у жертвы тысячу долларов . Для этого убийства Довженко применил пистолет, купленный у своего приятеля Виталия Шемякова. Его особенностью являлось наличие пяти нарезов вместо стандартных четырёх.

Это же оружие убийца применил и 27 июня 1999 года для убийства капитана милиции Александра Кокина и его жены Екатерины. Также была ранена тёща капитана Галина Крохалёва. По показаниям выжившей женщины Довженко был с сообщником.

Впоследствии Довженко упростил схему выбора жертв. Он покупал газету с объявлениями и искал те предложения, где сообщалось о продаже дорогих вещей. Определив в каком районе живет продавец и кому из его бывших сослуживцев, соответственно, достанется расследование преступления, он готовился к убийству, а деньги и имущество брал, чтобы «прокормиться» .

В ноябре 2003 года Довженко отказался от своих показаний и направил в Верховный суд Украины просьбу о пересмотре дела. В мае 2006 года Верховный суд, рассмотрев жалобу Довженко, оставил приговор без изменений .

Убийства Сергея Митченко, Владимира Чекмака и Игоря Каримова до сих пор не раскрыты .

Мотив

Выступая на суде, Довженко о мотивах своих преступлений заявил: «Почти все убийства были совершены с одной целью - наказать тех, кто надо мной издевался. Я хотел наказать старших» . По его версии, Довженко мстил сотрудникам милиции за то, что его избивали после задержания по подозрению в убийстве Сергея Митченко. В интервью газете «2000» он заявил, что «они украли у меня будущее», пояснив, что после увольнения он так и не смог найти приличную работу. Как выяснилось в ходе следствия, Довженко испытывал извращенное удовольствие от убийств, и был признан вменяемым.

По версии следствия, Сергей Довженко действовал по корыстным мотивам, его жертвами становились случайные жители Мариуполя, дававшие объявления в газете о продаже ценных вещей .

Согласно заключению судебно-психологической экспертизы Довженко «скрытный, амбициозный, мстительный, обладает чертами лидера, мотив преступлений - корысть и месть, трансформированные внутренними бессознательными маргинальными и некрофильными тенденциями личности» .

Несправедливо осуждённый

За убийство Шемякова был осужден другой человек - неоднократно судимый Егоров. Будучи больным туберкулёзом, Егоров умер в тюрьме и был оправдан посмертно .

Семья

Брат - Валерий, директор юридической фирмы, хотел выступать защитником Сергея Довженко во время процесса, но был вызван судом в качестве свидетеля .

Напишите отзыв о статье "Довженко, Сергей Иванович"

Примечания

Ссылки

// «Украина криминальная», 28 января 2003 года

Отрывок, характеризующий Довженко, Сергей Иванович

Пьер, как один из почетнейших гостей, должен был сесть в бостон с Ильей Андреичем, генералом и полковником. Пьеру за бостонным столом пришлось сидеть против Наташи и странная перемена, происшедшая в ней со дня бала, поразила его. Наташа была молчалива, и не только не была так хороша, как она была на бале, но она была бы дурна, ежели бы она не имела такого кроткого и равнодушного ко всему вида.
«Что с ней?» подумал Пьер, взглянув на нее. Она сидела подле сестры у чайного стола и неохотно, не глядя на него, отвечала что то подсевшему к ней Борису. Отходив целую масть и забрав к удовольствию своего партнера пять взяток, Пьер, слышавший говор приветствий и звук чьих то шагов, вошедших в комнату во время сбора взяток, опять взглянул на нее.
«Что с ней сделалось?» еще удивленнее сказал он сам себе.
Князь Андрей с бережливо нежным выражением стоял перед нею и говорил ей что то. Она, подняв голову, разрумянившись и видимо стараясь удержать порывистое дыхание, смотрела на него. И яркий свет какого то внутреннего, прежде потушенного огня, опять горел в ней. Она вся преобразилась. Из дурной опять сделалась такою же, какою она была на бале.
Князь Андрей подошел к Пьеру и Пьер заметил новое, молодое выражение и в лице своего друга.
Пьер несколько раз пересаживался во время игры, то спиной, то лицом к Наташе, и во всё продолжение 6 ти роберов делал наблюдения над ней и своим другом.
«Что то очень важное происходит между ними», думал Пьер, и радостное и вместе горькое чувство заставляло его волноваться и забывать об игре.
После 6 ти роберов генерал встал, сказав, что эдак невозможно играть, и Пьер получил свободу. Наташа в одной стороне говорила с Соней и Борисом, Вера о чем то с тонкой улыбкой говорила с князем Андреем. Пьер подошел к своему другу и спросив не тайна ли то, что говорится, сел подле них. Вера, заметив внимание князя Андрея к Наташе, нашла, что на вечере, на настоящем вечере, необходимо нужно, чтобы были тонкие намеки на чувства, и улучив время, когда князь Андрей был один, начала с ним разговор о чувствах вообще и о своей сестре. Ей нужно было с таким умным (каким она считала князя Андрея) гостем приложить к делу свое дипломатическое искусство.
Когда Пьер подошел к ним, он заметил, что Вера находилась в самодовольном увлечении разговора, князь Андрей (что с ним редко бывало) казался смущен.
– Как вы полагаете? – с тонкой улыбкой говорила Вера. – Вы, князь, так проницательны и так понимаете сразу характер людей. Что вы думаете о Натали, может ли она быть постоянна в своих привязанностях, может ли она так, как другие женщины (Вера разумела себя), один раз полюбить человека и навсегда остаться ему верною? Это я считаю настоящею любовью. Как вы думаете, князь?
– Я слишком мало знаю вашу сестру, – отвечал князь Андрей с насмешливой улыбкой, под которой он хотел скрыть свое смущение, – чтобы решить такой тонкий вопрос; и потом я замечал, что чем менее нравится женщина, тем она бывает постояннее, – прибавил он и посмотрел на Пьера, подошедшего в это время к ним.
– Да это правда, князь; в наше время, – продолжала Вера (упоминая о нашем времени, как вообще любят упоминать ограниченные люди, полагающие, что они нашли и оценили особенности нашего времени и что свойства людей изменяются со временем), в наше время девушка имеет столько свободы, что le plaisir d"etre courtisee [удовольствие иметь поклонников] часто заглушает в ней истинное чувство. Et Nathalie, il faut l"avouer, y est tres sensible. [И Наталья, надо признаться, на это очень чувствительна.] Возвращение к Натали опять заставило неприятно поморщиться князя Андрея; он хотел встать, но Вера продолжала с еще более утонченной улыбкой.
– Я думаю, никто так не был courtisee [предметом ухаживанья], как она, – говорила Вера; – но никогда, до самого последнего времени никто серьезно ей не нравился. Вот вы знаете, граф, – обратилась она к Пьеру, – даже наш милый cousin Борис, который был, entre nous [между нами], очень и очень dans le pays du tendre… [в стране нежностей…]
Князь Андрей нахмурившись молчал.
– Вы ведь дружны с Борисом? – сказала ему Вера.
– Да, я его знаю…
– Он верно вам говорил про свою детскую любовь к Наташе?
– А была детская любовь? – вдруг неожиданно покраснев, спросил князь Андрей.
– Да. Vous savez entre cousin et cousine cette intimite mene quelquefois a l"amour: le cousinage est un dangereux voisinage, N"est ce pas? [Знаете, между двоюродным братом и сестрой эта близость приводит иногда к любви. Такое родство – опасное соседство. Не правда ли?]
– О, без сомнения, – сказал князь Андрей, и вдруг, неестественно оживившись, он стал шутить с Пьером о том, как он должен быть осторожным в своем обращении с своими 50 ти летними московскими кузинами, и в середине шутливого разговора встал и, взяв под руку Пьера, отвел его в сторону.
– Ну что? – сказал Пьер, с удивлением смотревший на странное оживление своего друга и заметивший взгляд, который он вставая бросил на Наташу.
– Мне надо, мне надо поговорить с тобой, – сказал князь Андрей. – Ты знаешь наши женские перчатки (он говорил о тех масонских перчатках, которые давались вновь избранному брату для вручения любимой женщине). – Я… Но нет, я после поговорю с тобой… – И с странным блеском в глазах и беспокойством в движениях князь Андрей подошел к Наташе и сел подле нее. Пьер видел, как князь Андрей что то спросил у нее, и она вспыхнув отвечала ему.
Но в это время Берг подошел к Пьеру, настоятельно упрашивая его принять участие в споре между генералом и полковником об испанских делах.
Берг был доволен и счастлив. Улыбка радости не сходила с его лица. Вечер был очень хорош и совершенно такой, как и другие вечера, которые он видел. Всё было похоже. И дамские, тонкие разговоры, и карты, и за картами генерал, возвышающий голос, и самовар, и печенье; но одного еще недоставало, того, что он всегда видел на вечерах, которым он желал подражать.
Недоставало громкого разговора между мужчинами и спора о чем нибудь важном и умном. Генерал начал этот разговор и к нему то Берг привлек Пьера.

На другой день князь Андрей поехал к Ростовым обедать, так как его звал граф Илья Андреич, и провел у них целый день.
Все в доме чувствовали для кого ездил князь Андрей, и он, не скрывая, целый день старался быть с Наташей. Не только в душе Наташи испуганной, но счастливой и восторженной, но во всем доме чувствовался страх перед чем то важным, имеющим совершиться. Графиня печальными и серьезно строгими глазами смотрела на князя Андрея, когда он говорил с Наташей, и робко и притворно начинала какой нибудь ничтожный разговор, как скоро он оглядывался на нее. Соня боялась уйти от Наташи и боялась быть помехой, когда она была с ними. Наташа бледнела от страха ожидания, когда она на минуты оставалась с ним с глазу на глаз. Князь Андрей поражал ее своей робостью. Она чувствовала, что ему нужно было сказать ей что то, но что он не мог на это решиться.
Когда вечером князь Андрей уехал, графиня подошла к Наташе и шопотом сказала:
– Ну что?
– Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа.
Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.
– Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите?
– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.

Выработка метода

Бывший двукратный вице-чемпион Украины по боксу (мастер спорта ) Сергей Довженко работал охранником, с начала 1997 года - оперуполномоченным в угрозыске Приморского райодтела милиции в г. Мариуполь. В июле 1997 года был застрелен охранник фирмы «Цитадель», где ранее работал Довженко, а из кассы похищены 5 тысяч гривен. Экспертиза табельного оружия Довженко доказала, что жертва была убита из этого пистолета. Сергей Довженко воспользовался помощью своего брата Валерия, директора юридической фирмы в Мариуполе, и доказал свою невиновность . По результатам повторной экспертизы в Киеве Довженко смог доказать, что первая экспертиза была сфабрикована . После восьмимесячного содержания под стражей Довженко отбыл восемь месяцев под стражей, затем был выпущен на волю, но уволен из органов внуренних дел за подделку документов. По словам адвоката Довженко, после освобождения он неоднократно пытался устроиться на работу, в том числе и в правоохранительные органы, однако должностные лица категорически отказывали ему, что спровоцировало превращение Довженко в серийного убийцу .

Сергей Довженко около месяца наблюдал за своим бывшим начальником, владельцем фирмы «Цитадель» и местным «авторитетом» Владимиром Чекмаком. Во время веерного отлючения электричества Довженко пробрался в дом жертвы, переоделся в соседнем подъезде в милицейскую форму, которую принёс с собой. Когда Чекмак приехал на автомобиле и открыл переднюю дверцу, Довженко расстрелял его из обреза помпового ружья двенадцатого калибра. Поскольку Чекмак всё ещё был жив, Довженко перерезал ему горло ножом. Потом погнался за товарищем Чекмака Игорем Каримовым, которого якобы принял за начальника отдела кадров «Цитадели», и также убил. Той же ночью к Довженко приходили работники милиции, однако они ничего не нашли во время обыска, и жена Довженко подтвердила его алиби .

Валентина Гладилина занималась торговлей парфюмерией на рынке. В один из вечеров, переодевшись в милицейскую форму, Довженко встретил её в подъеде её дома и предъявил поддельное удостоверение сотрудника. Гладилина посчитала, что с ней хотят побеседовать по поводу ли кражи в её доме и пригласила к себе. Довженко убил её и похитил у жертвы тысячу долларов .

Впоследствии Довженко упростил схему выбора жертв. Он покупал газету с объявлениями и обводил фломастером те предложения, где сообщалось о продаже дорогих вещей. Определив в каком районе живет продавец и кому из его бывших сослуживцев, соответственно, достанется расследование преступления, он готовился к убийству, а деньги и имущество брал, чтобы только «прокормиться» .

Убийство милицейского патруля Довженко совершил без предварительной подготовки. Милиционеры попытались задержать Сергея Довженко, когда он нёс за пазухой оружие, чтобы перепрятать. Приблизившись к ним, он открыл огонь одновременно из обреза и пистолета, затем добил раненых на земле, забрав у одного из них пистолет" .

Жертвы

Сергей Довженко совершил убийства во всех административных районах Мариуполя. Первое убийство было зарегистрировано в Приморском районе, семь следующих - в Орджоникидзевском, затем - одно убийство в Жовтневом районе и расстрел трёх человек из милицейского патруля снова в Приморском районе, и наконец, три убийства в Ильичёвском районе . По словам преступника, выбор жертв был случаен и обуславливался территорией .

1998 год

1999 год

2000 год

2001 год

2002 год

Артур Фролков, 36 лет, моряк;
Ацо Симович, 38 лет, его приятель, гражданин Югославии.

Мотив

Выступая на суде, Довженко о мотивах своих преступлений заявил: «Почти все убийства были совершены с одной целью - наказать тех, кто надо мной издевался. Я хотел наказать старших» . По его версии, Довженко мстил сотрудникам милиции за то, что его избивали после задержания по подозрению в убийстве . В интервью газете «2000» он заявил, что «они украли у меня будущее», пояснив, что после увольнения он так и не смог найти приличную работу . Как выяснилось в ходе следствия, Довженко испытывал извращенное удовольствие от убийств, и был признан вменяемым .

Несправедливо осуждённый

За убийство Шемякова (бывший сотрудник милиции, изготовивший для Довженко пистолет, и позже шантажировавший Довженко) был осужден другой человек - неоднократно судимый Егоров. Будучи больным туберкулёзом, Егоров умер в тюрьме и был оправдан посмертно .

Семья

Примечания

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Довженко, Сергей Иванович" в других словарях:

- (р. 06.12.1951), актер. Окончил актерский факультет ВГИКа (1972). С 1972 актер Киевской киностудии имени А. Довженко. 1973 СТАРАЯ КРЕПОСТЬ 1973 ЭФФЕКТ РОМАШКИНА 1975 ТАМ ВДАЛИ, ЗА РЕКОЙ 1976 ВРЕМЯ МОСКОВСКОЕ 1978 ДИПЛОМАТЫ ПОНЕВОЛЕ 1979 ДАЧНАЯ… … Энциклопедия кино

9. ЕДИНЫМИ УСТАМИ?

…По вечерам, отходя ко сну, они любили составлять
согласные и стройные хоры. В этих песнях они передавали
все ощущения, которые доставлял им отходящий день,
славили его и прощались с ним…

Федор Достоевский. Сон смешного человека

Признаемся: увы и увы, многим очень хорошим и очень верующим, но выросшим в стране Советов старушкам уже никогда не разобрать, скажем, церковнославянскую Псалтирь. Но и это еще ничего. Есть и другой заветный ключик.

Мой старинный знакомый - образованнейший и добрейший человек. С некоторых пор, однако, испросив совета духовного наставника, я перестал заходить к нему на «рюмку чая». На его всегда изобильном столе можно без труда найти и угощение, соответствующее букве устава о постах и трапезе, но… хочется же, чтоб гость все попробовал. И тут в ход пускается «неотразимый» довод: «Да ладно вам, Бог же все равно не видит»… Ну да. Тот «бог», который имеется в виду, наверно, и вправду мало что видит. Ведь мой знакомый с гордостью величает себя атеистом. Но как-то случилось мне подслушать его домашнее музицирование в минуты досуга. «Атеист», как оказалось, всему предпочитает простые мелодии из церковного Обихода. И очень любит ездить в Троице-Сергиеву Лавру послушать пение братского хора…

В 2003 году меня, уже крещеного, но еще не оглашенного (невозможная в древней Церкви вещь, а сейчас?..), привели и «поставили» в хор Ильинского храма в Каблукове под Москвой, и хватило же энергии у сестричек Кати и Эммы (в крещении Марии), бывшим в ту пору рядом, на то, что не дали удрать оттуда, пока мало-мальски не стало получаться хотя бы различать гласы. Ведь так не хочется делать то, чего не умеешь. А потом… По чьим-то молитвам (может, покойного прадеда-протоиерея?) богослужебное пение на годы стало главным делом моей жизни.

Вспомним, с какими душевными устремлениями апостол Павел спешит к римским христианам:

…Весьма желаю увидеть вас, чтобы преподать вам некое дарование духовное к утверждению вашему, то есть утешиться с вами верою общею, вашею и моею (Рим. 1, 11 - 12). Бог же терпения и утешения да дарует вам быть в единомыслии между собою, по учению Христа Иисуса, дабы вы единодушно, едиными устами славили Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа (15, 5 - 6).

Единомыслие нужно для того, чтобы вместе славить Бога. Христиане призваны прославлять Его всей своей жизнью, но здесь - более конкретный смысл: славить едиными устами. То есть - петь, а в текстах Священного Писания и богослужения «петь» означает только одно: славить. В вышних (насколько нам, земным, известно от побывавших «там»; в их числе, кстати, и апостол Павел) пение непрерывно, у нас после грехопадения - нет; но даже в своеобразном мысленном раю героя «Сна…» Достоевского опять-таки - пение. А уж у первых христиан… Вот выдержка из «Увещания к язычнику» святителя Климента Александрийского (III век):

«…На боголюбезной чистотенистой горе <то есть в храме> предаются веселию; но не Менады <жрицы>… а дщери Божии, прекрасные агницы, совершающие честные торжества Слова <в оригинале - «оргии». Понижение смысла со временем - факт для нас привычный. - С. Д.> составляя здравомысленный хор; хор здесь - праведники; тут пение, тут гимн Царю всего; поют отроковицы, славословят Ангелы, говорят пророки».

Для контраста - отрывок из чудного автобиографического рассказа Никифорова-Волгина «Певчий».

«Во время всенощного бдения или Литургии облокотишься на железную амвонную оградку, глядишь восхищенными вытаращенными глазами на певчих, в таинственный дымящийся алтарь и думаешь: “Нет счастливее людей, как те, кто предстоит на клиросе или в алтаре! Все они приближенные Господа Бога…” Я не мог понять, почему Господь терпит на клиросе Ефимку Лохматого - пьяницу и сквернослова; баса торговца Гадюкина, который старается людям победнее подсунуть прогорклое масло, черствый хлеб и никогда не дает конфет “на придачу”. Сторожа Евстигнея терпит Господь, а он всегда чесноком пахнет и нюхает табак. Лицо у него какое-то дубленое, сизое, как у похоронного факельщика.

В алтаре да на клиросе должны быть люди лицом чистые, тихие и как бы праведные!»

И маленький Вася отправляется на квартиру к соборному регенту, чтобы записаться в хор.

«Наступило воскресенье. Я пришел в собор за час до обедни. Первым делом прошел в ризницу облачаться в кафтан… Со страхом Божьим поднялся на клирос. В десять часов зазвонили к обедне…

…Пою с хором, тонкой белой ниточкой вплетаюсь в узорчатую ткань песнопений и ничего не вижу, кроме облачно-синего с позолотой дыма. И вдруг, во время сладостного до щекотания в сердце забытья, произошло нечто страшное для меня…

Пели “Верую во единаго Бога Отца Вседержителя”… Я подпевал и ничего не замечал в потоке громокипящего Символа веры… Когда певчие грянули: “Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. Аминь”, - я не сумел вовремя остановиться и на всю церковь с ее гулким перекатом визгливо прозвенел позднее всех: “А-а-минь!” В глазах моих помутилось. Я съежился. Кто-то из певчих дал мне затрещину по затылку, где-то фыркнули, регент Егор Михайлович схватил меня за волосы и придушенным шипящим хрипом простонал:

Снимай кафтан! Убирайся сию минуту с клироса, а то убью!

…Дав по затылку несколько щелчков, меня выпроводили с клироса».

В следующей главе «Святое святых» той же книги рассказов писатель возвращается к этому случаю.

«Ко мне подошел сторож Евстигней.

…А здорово ты каркнул тогда за обедней, на клиросе, - напомнил он, подмигнув смеющимся глазом, - всех рассмешил только! Регент Егор Михайлович даже запьянствовал в этот день: “Всю, - говорит, - музыку шельмец нарушил”».

Нашему храму на окраине маленького города до соборной стати далеко. Но в нем так долго не было приличного пения, что сейчас, когда иной раз хор устает и «Тело Христово» робко и оттого нескладно затягивают предстоящие «людие», уши музыкально чуткого отца-настоятеля Александра не выдерживают и он недовольно поворачивается в сторону регента: мол, чего молчите. А меня иногда ловят на улице, чтобы задать страшный вопрос: простите… а можно… подпевать?

Но - опять-таки для контраста: благодатный московский старец Алексий Мечев, как известно из его жития, однажды разогнал наемный профессиональный хор в своем храме почти возле Кремля, решив, что лучше обходиться не столь совершенным, но зато молитвенным пением прихожан…

Сергей Довженко (30 июня 1972, Мариуполь, Донецкая область, УССР) - серийный убийца с Украины, бывший оперуполномоченный мариупольской милиции. Признался в совершении 19 убийств, совершённых в период между ноябрём 1999 и маем 2002 года в Мариуполе. В числе его жертв - 12-летняя девочка, четыре сотрудника МВД Украины и один гражданин Югославии.

Биография

До убийств

Родился в Мариуполе в 1972 году. Учился в Мариупольском коммерческом техникуме по специальности товаровед. Затем служил в армии. Кличка "Мурчик". Занимался боксом. Бывший двукратный вице-чемпион Украины по боксу (мастер спорта). Был частным предпринимателем на рынке, потом работал в мариупольской фирме «Цитадель». После увольнения недолго работал в милиции (с учётом школы милиции и стажировки - 10 месяцев).

Предыстория

В ночь на 18 июня 1997 года, когда Довженко уже служил в милиции, на офис его бывших работодателей - фирмы «Цитадель» - было совершено вооружённое нападение. Был убит охранник Сергей Митченко и из сейфа пропало 5 тысяч гривен. На месте преступления были обнаружены гильзы от пистолета ПМ. Подозрение пало на Довженко. 27 июня 1997 года он был арестован на рабочем месте. Экспертиза табельного оружия Довженко доказала, что жертва была убита из этого пистолета. Сергей Довженко воспользовался помощью своего брата Валерия, директора юридической фирмы в Мариуполе, и доказал свою невиновность. По результатам повторной экспертизы в Киеве Довженко смог доказать, что первая экспертиза была сфабрикована. Во время следствия Довженко отбыл восемь месяцев под стражей, 30 марта 1998 года был выпущен на волю, но уволен из органов внутренних дел за подделку документов (фальсифицированная запись в трудовой книжке). По словам адвоката Довженко, после освобождения он неоднократно пытался устроиться на работу, в том числе и в правоохранительные органы, однако должностные лица категорически отказывали ему, что, по его мнению, и спровоцировало превращение Довженко в серийного убийцу. Бывший милиционер решил мстить своим обидчикам.

Убийства

Со слов Довженко, первой жертвой мести стал бывший начальник - владелец фирмы «Цитадель» Владимир Чекмак. Именно он первым заподозрил своего со скандалом уволенного бывшего сотрудника в нападении на офис фирмы. По словам Сергея Довженко, он около месяца наблюдал за Чекмаком. Во время веерного отключения электричества 19 ноября 1998 года Довженко якобы пробрался к дому жертвы и переоделся в соседнем подъезде в милицейскую форму, принесённую с собой. Когда Чекмак приехал на автомобиле и открыл переднюю дверцу, Довженко расстрелял его из обреза помпового ружья двенадцатого калибра. Поскольку Чекмак всё ещё был жив, Довженко перерезал ему горло ножом. Потом погнался за товарищем Чекмака Игорем Каримовым, которого якобы принял за начальника отдела кадров «Цитадели», и также убил. Кроме того были ранены водитель Андрей Любичев и коммерческий директор «Цитадели» Сергей Шатуров, который также находился в машине. Той же ночью к Довженко приходили работники милиции, однако они ничего не нашли во время обыска, а жена Довженко подтвердила его алиби.

Следующей жертвой убийцы стала Валентина Гладилина, которая занималась торговлей парфюмерией на рынке. 17 апреля 1999 года, переодевшись в милицейскую форму, Довженко встретил Гладилину в подъезде её дома и предъявил поддельное удостоверение сотрудника милиции. Гладилина посчитала, что с ней хотят побеседовать по поводу кражи в её доме и пригласила к себе. Довженко убил её и похитил у жертвы тысячу долларов. Для этого убийства Довженко применил пистолет, купленный у своего приятеля Виталия Шемякова. Его особенностью являлось наличие пяти нарезов вместо стандартных четырёх.

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Биография

До убийств

Предыстория

Убийства Сергея Митченко, Владимира Чекмака и Игоря Каримова до сих пор не раскрыты .

Мотив

Несправедливо осуждённый

Семья

Напишите отзыв о статье "Довженко, Сергей Иванович"

Примечания

Ссылки

// «Украина криминальная», 28 января 2003 года

Отрывок, характеризующий Довженко, Сергей Иванович

А также, несмотря на то, что в то время Литва уже была под пятой «коричневой чумы», она всё же ещё каким-то образом сохраняла свой независимый и воинственный дух, который не успели вышибить из неё даже самые ярые служители коммунизма... И это притягивало Серёгиных даже больше, чем красота местной природы или гостеприимство людей. Вот они и решили остаться «на время»… что получилось – навсегда… Это был уже 1942 год. И Серёгины с сожалением наблюдали, как «коричневый» осьминог национал-социализма всё крепче и крепче сжимал своими щупальцами страну, которая им так полюбилась... Перейдя линию фронта, они надеялись, что из Литвы смогут добраться до Франции. Но и при «коричневой чуме» дверь в «большой мир» для Серёгиных (и, естественно, для моего папы) оказалась закрытой и на этот раз навсегда… Но жизнь продолжалась... И Серёгины начали понемногу устраиваться на своём новом месте пребывания. Им заново приходилось искать работу, чтобы иметь какие-то средства для существования. Но сделать это оказалось не так уж сложно – желающим работать в трудолюбивой Литве всегда находилось место. Поэтому, очень скоро жизнь потекла по привычному им руслу и казалось – снова всё было спокойно и хорошо...
Мой папа начал «временно» ходить в русскую школу (русские и польские школы в Литве не являлись редкостью), которая ему очень понравилась и он категорически не хотел её бросать, потому что постоянные скитания и смена школ влияла на его учёбу и, что ещё важнее – не позволяла завести настоящих друзей, без которых любому нормальному мальчишке очень тяжело было существовать. Мой дедушка нашёл неплохую работу и имел возможность по выходным хоть как-то «отводить душу» в своём обожаемом окружном лесу.

А моя бабушка в то время имела на руках своего маленького новорождённого сынишку и мечтала хотя бы короткое время никуда не двигаться, так как физически чувствовала себя не слишком хорошо и была так же, как и вся её семья, уставшей от постоянных скитаний. Незаметно прошло несколько лет. Война давно кончилась, и жизнь становилась более нормальной во всех отношениях. Мой папа учился всё время на отлично и учителя порочили ему золотую медаль (которую он и получил, окончив ту же самую школу).
Моя бабушка спокойно растила своего маленького сына, а дедушка наконец-то обрёл свою давнишнюю мечту – возможность каждый день «с головой окунаться» в так полюбившийся ему алитуский лес.
Таким образом, все были более или менее счастливы и пока что никому не хотелось покидать этот поистине «божий уголок» и опять пускаться странствовать по большим дорогам. Они решили дать возможность папе закончить так полюбившуюся ему школу, а маленькому бабушкиному сыну Валерию дать возможность как можно больше подрасти, чтобы было легче пускаться в длинное путешествие.
Но незаметно бежали дни, проходили месяцы, заменяясь годами, а Серёгины всё ещё жили на том же самом месте, как бы позабыв о всех своих обещаниях, что, конечно же, не было правдой, а просто помогало свыкнутся с мыслью, что возможно им не удастся выполнить данное княжне Елене слово уже никогда... Все Сибирские ужасы были далеко позади, жизнь стала каждодневно привычной, и Серёгиным иногда казалось, что этого возможно и не было никогда, как будто оно приснилось в каком-то давно забытом, кошмарном сне...

Василий рос и мужал, становясь красивым молодым человеком, и его приёмной матери уже всё чаще казалось, что это её родной сын, так как она по-настоящему очень его любила и, как говорится, не чаяла в нём души. Мой папа звал её матерью, так как правды о своём рождении он пока ещё (по общему договору) не знал, и в ответ любил её так же сильно, как любил бы свою настоящую мать. Это касалось также и дедушки, которого он звал своим отцом, и также искренне, от всей души любил.
Так всё вроде понемногу налаживалось и только иногда проскальзывающие разговоры о далёкой Франции становились всё реже и реже, пока в один прекрасный день не прекратились совсем. Надежды добраться туда никакой не было, и Серёгины видимо решили, что будет лучше, если эту рану никто не станет больше бередить...
Мой папа в то время уже закончил школу, как ему и пророчили – с золотой медалью и поступил заочно в литературный институт. Чтобы помочь семье, он работал в газете «Известия» журналистом, а в свободное от работы время начинал писать пьесы для Русского драматического театра в Литве.

Всё вроде бы было хорошо, кроме одной, весьма болезненной проблемы – так как папа был великолепным оратором (на что у него и вправду, уже по моей памяти, был очень большой талант!), то его не оставлял в покое комитет комсомола нашего городка, желая заполучить его своим секретарём. Папа противился изо всех сил, так как (даже не зная о своём прошлом, о котором Серёгины пока решили ему не говорить) он всей душой ненавидел революцию и коммунизм, со всеми вытекающими из этих «учений» последствиями, и никаких «симпатий» к оным не питал... В школе он, естественно, был пионером и комсомольцем, так как без этого невозможно было в те времена мечтать о поступлении в какой-либо институт, но дальше этого он категорически идти не хотел. А также, был ещё один факт, который приводил папу в настоящий ужас – это участие в карательных экспедициях на, так называемых, «лесных братьев», которые были не кем-то иным, как просто такими же молодыми, как папа, парнями «раскулаченных» родителей, которые прятались в лесах, чтобы не быть увезёнными в далёкую и сильно их пугавшую Сибирь.
За несколько лет после пришествия Советской власти, в Литве не осталось семьи, из которой не был бы увезён в Сибирь хотя бы один человек, а очень часто увозилась и вся семья.
Литва была маленькой, но очень богатой страной, с великолепным хозяйством и огромными фермами, хозяева которых в советские времена стали называться «кулаками», и та же советская власть стала их очень активно «раскулачивать»... И вот именно для этих «карательных экспедиций» отбирались лучшие комсомольцы, что бы показать остальным «заразительный пример»... Это были друзья и знакомые тех же «лесных братьев», которые вместе ходили в одни и те же школы, вместе играли, вместе ходили с девчонками на танцы... И вот теперь, по чьему-то сумасшедшему приказу, вдруг почему-то стали врагами и должны были друг друга истреблять...
После двух таких походов, в одном из которых из двадцати ушедших ребят вернулись двое (и папа оказался одним из этих двоих), он до полусмерти напился и на следующий день написал заявление, в котором категорически отказывался от дальнейшего участия в любых подобного рода «мероприятиях». Первой, последовавшей после такого заявления «приятностью» оказалась потеря работы, которая в то время была ему «позарез» нужна. Но так как папа был по-настоящему талантливым журналистом, ему сразу же предложила работу другая газета – «Каунасская Правда» – из соседнего городка. Но долго задержаться там, к сожалению, тоже не пришлось, по такой простой причине, как коротенький звонок «сверху»... который вмиг лишил папу только что полученной им новой работы. И папа в очередной раз был вежливо выпровожен за дверь. Так началась его долголетняя война за свободу своей личности, которую прекрасно помнила уже даже и я.
Вначале он был секретарём комсомола, из коего несколько раз уходил «по собственному желанию» и возвращался уже по желанию чужому. Позже, был членом коммунистической партии, из которой также с «большим звоном» вышвыривался и тут же забирался обратно, так как, опять же, немного находилось в то время в Литве такого уровня русскоговорящих, великолепно образованных людей. А папа, как я уже упоминала ранее, был великолепным лектором и его с удовольствием приглашали в разные города. Только там, вдали от своих «работодателей», он уже опять читал лекции не совсем о том, о чём они хотели, и получал за это всё те же самые проблемы, с которых началась вся эта «канитель»...
Я помню как в одно время (во времена правления Андропова), когда я уже была молодой женщиной, у нас мужчинам категорически запрещалось носить длинные волосы, что считалось «капиталистической провокацией» и (как бы дико сегодня это не звучало!) милиция получила право задерживать прямо на улице и насильно стричь носящих длинные волосы людей. Это случилось после того, как один молодой парень (его звали Каланта) сжёг себя живьём на центральной площади города Каунас, второго по величине города Литвы (именно там тогда уже работали мои родители). Это был его протест против зажима свободы личности, который перепугал тогда коммунистическое руководство, и оно приняло «усиленные меры» по борьбе с «терроризмом», среди которых были и «меры» глупейшие, которые только усилили недовольство живущих в то время в Литовской республике нормальных людей...
Мой папа, как свободный художник, которым, поменяв несколько раз за это время свою профессию, он тогда являлся, приходил на партсобрания с длиннющими волосами (которые, надо отдать должное, у него были просто шикарные!), чем взбесил своё партийное начальство, и в третий раз был вышвырнут из партии, в которую, через какое-то время, опять же, не по своей воле, обратно «угодил»... Свидетелем этому была я сама, и когда я спросила папу, зачем он постоянно «нарывается на неприятности», он спокойно ответил:
– Это – моя жизнь, и она принадлежит мне. И только я отвечаю за то, как я хочу её прожить. И никто на этой земле не имеет права насильно навязывать мне убеждения, которым я не верю и верить не хочу, так как считаю их ложью.
Именно таким я запомнила своего отца. И именно эта его убеждённость в своём полном праве на собственную жизнь, тысячи раз помогала мне выжить в самых трудных для меня жизненных обстоятельствах. Он безумно, как-то даже маниакально, любил жизнь! И, тем не менее, никогда бы не согласился сделать подлость, даже если та же самая его жизнь от этого зависела бы.
Вот так, с одной стороны борясь за свою «свободу», а с другой – сочиняя прекрасные стихи и мечтая о «подвигах» (до самой своей смерти мой папа был в душе неисправимым романтиком!), проходили в Литве дни молодого Василия Серёгина... который всё ещё понятия не имел, кем он был на самом деле, и, если не считать «кусачих» действий со стороны местных «органов власти», был почти полностью счастливым молодым человеком. «Дамы сердца» у него пока ещё не было, что, наверное, можно было объяснить полностью загруженными работой днями или отсутствием той «единственной и настоящей», которую папе пока что не удалось найти...
Но вот, наконец-то, судьба видимо решила, что хватит ему «холостятничать» и повернула колесо его жизни в сторону «женского очарования», которое и оказалось тем «настоящим и единственным», которого папа так упорно ждал.

Её звали Анна (или по-литовски – Она), и оказалась она сестрой папиного лучшего в то время друга, Ионаса (по-русски – Иван) Жукаускаса, к которому в тот «роковой» день папа был приглашён на пасхальный завтрак. У своего друга в гостях папа бывал несколько раз, но, по странному капризу судьбы, с его сестрой пока что не пересекался. И уж наверняка никак не ожидал, что в это весеннее пасхальное утро там его будет ждать такой ошеломляющий сюрприз...
Дверь ему открыла кареглазая черноволосая девушка, которая за один этот коротенький миг сумела покорить папино романтическое сердце на всю его оставшуюся жизнь...

Звёздочка
Снег и холод там, где я родился,
Синь озёр, в краю, где ты росла...
Я мальчишкой в звёздочку влюбился,
Светлую, как ранняя роса.
Может быть в дни горя-непогоды,
Рассказав ей девичьи мечты,
Как свою подружку-одногодку
Полюбила звёздочку и ты?..
Дождь ли лил, мела ли в поле вьюга,
Вечерами поздними с тобой,
Ничего не зная друг о друге,
Любовались мы своей звездой.
Лучше всех была она на небе,
Ярче всех, светлее и ясней...
Что бы я не делал, где бы не был,
Никогда не забывал о ней.
Всюду огонёк её лучистый
Согревал надеждой мою кровь.
Молодой, нетронутой и чистой
Нёс тебе я всю свою любовь...
О тебе звезда мне песни пела,
Днём и ночью в даль меня звала...
А весенним вечером, в апреле,
К твоему окошку привела.
Я тебя тихонько взял за плечи,
И сказал, улыбку не тая:
«Значит я не зря ждал этой встречи,
Звёздочка любимая моя»...

Маму полностью покорили папины стихи... А он писал их ей очень много и приносил каждый день к ней на работу вместе с огромными, его же рукой рисованными плакатами (папа великолепно рисовал), которые он разворачивал прямо на её рабочем столе, и на которых, среди всевозможных нарисованных цветов, было большими буквами написано: «Аннушка, моя звёздочка, я тебя люблю!». Естественно, какая женщина могла долго такое выдержать и не сдаться?.. Они больше не расставались... Используя каждую свободную минуту, чтобы провести её вместе, как будто кто-то мог это у них отнять. Вместе ходили в кино, на танцы (что оба очень любили), гуляли в очаровательном Алитусском городском парке, пока в один прекрасный день решили, что хватит свиданий и что пора уже взглянуть на жизнь чуточку серьёзнее. Вскоре они поженились. Но об этом знал только папин друг (мамин младший брат) Ионас, так как ни со стороны маминой, ни со стороны папиной родни этот союз большого восторга не вызывал... Мамины родители прочили ей в женихи богатого соседа-учителя, который им очень нравился и, по их понятию, маме прекрасно «подходил», а в папиной семье в то время было не до женитьбы, так как дедушку в то время упрятали в тюрьму, как «пособника благородных» (чем, наверняка, пытались «сломать» упрямо сопротивлявшегося папу), а бабушка от нервного потрясения попала в больницу и была очень больна. Папа остался с маленьким братишкой на руках и должен был теперь вести всё хозяйство в одиночку, что было весьма непросто, так как Серёгины в то время жили в большом двухэтажном доме (в котором позже жила и я), с огромнейшим старым садом вокруг. И, естественно, такое хозяйство требовало хорошего ухода...

Просмотров