Статья о пресс хатах в тюрьме. «Пресс-хата»: как ее используют в российских тюрьмах
— Многое зависит от твоей статьи. Далеко ходить не буду, приведу свой пример. Попал я в 2000 году. На меня вешали четыре статьи. За первую я согласен, то есть угон. Я даже от этого не отказывался. Угон, 158 статья. Важно было то, что мне попался нормальный прокурор и хорошая адвокат, женщина, была. Не буду я фамильничать, ни к чему это. Получается, по четырем статьям иду, я же в отказе. Мне повесили 18 лет особого режима. И как вы думаете, я с этого спрыгнул? Во-первых, прокурор вошел в мое положение. Адвокатша тоже была нормальная. Она быстренько рассказала, распедалила мне всю ситуацию. При этом опять же я с самого начала был в отказе.
Посадили меня в «тройник», другими словами, в камеру на шесть или четыре человек, могут посадить один на один. Что и как делать на пресс-хате? Я же тогда не очень опытный был по тюрьмам. Получается, меня посадили на пресс-хату, но ведь не сразу начали лупцевать. Мытьем да катаньем, как, да что. Один из нас четверых каждый день не по разу с хаты выходил. Мне тогда не до этого было, куда он уходит, да зачем. А он оказывается прислушивался, принюхивался, как я себя веду. И ходил, оказывается, к «куму» на свиданку. Ну, и, видимо, «кум» с него тряс, что там, как там Хохол себя ведет. Ну, как? Гонит он, волосы дыбом стоят, 18 лет запросили, сами подумайте. Считай, на полжизни рукой махнул и все. Ладно, у них первый день толку нет, второй день, и получается в результате, такой у нас диалог. На третий день мне говорят, мы тебе сейчас отвесим п**** хороших и все в таком духе. В общем, жесткий такой диалог. Я им говорю, давай по нашей стороне отпишем, кто, что, как, почему. Мне говорят, да не надо ничего писать, все равно получишь. Я им, да, базара нет, один на один давай.
Снова диалог: мы же тебя убьем. Говорю, давайте. Мне говорят, что, вскрываться будешь? А это неизбежно, если не хотите, извините, остаться покалеченным. Одно из двух. Либо с тобой что-то сделают, либо ты сам. Мне говорят, так ты будешь вскрываться? Я им, вы что, ребенка нашли? Сколько сроков отмотал, сколько народу видел поизрезанных, говорю, я не буду вскрываться. Ну, и один дядька тут говорит, что вы до него докопались. Три дня мычит, спать, не спит, гонит на своей волне. Это первый гусек нам такой попался. Вы от него ничего не добьетесь. Ну и один из трех, другой, говорит мне, на тебе «мойку», вскрывайся и показывает на живот. Говорю, а что так-то? Второй мне говорит, да бери вены режь. Я хоть и был на своей волне, им отвечаю, слышь, мужики, пузо я резать не буду, вены тоже. Если мне надо вскрыться, то я сразу по «соникам» резану и все, я на вашей совести буду. Такой вот диалог.
То есть из меня выбивали показания. Доказать ничего не смогли. «Кумовья» на тюрьме доказать тоже ничего не смогли. И получается, я спрыгиваю с двух статей. Да, я забрался в машину, угнал, но нас было 4 человека, то есть приятель был с подругой, и у меня была подруга. Сколько нас народа? Правильно, 4 человека. Я машину всего сутки погонял. А ведь все видели, я у всех на глазах был. А в багажнике-то «жмурик» был. И что тут сказать. Трое посторонних людей. Причем, та подруга моя, ее показания свидетельские не приняли. Так и сказали, у вас близкие отношения, ты может, заодно с ним. Но ведь была еще пара. Те вообще посторонние люди. Да, общались там типа, привет, на машине можешь ездить? Хорошо, тогда поехали. И все, ночь и полдня мы пробухали. Но ведь я у всех был на глазах, понимаете. Но это не суть. Суть в том, что мне 105, 4 вменить решили. А когда эксперты доказали, что труп не сутки, не двое, не трое в багажнике пролежал, тогда только от меня отвяли. И то, я проехался по тюрьме нормально. Самое большое, трое суток в одной хате пробыл. А потом до конца недели практически по всему этажу проехал. Два, три часа, час, 30 мин, 20 мин в одной из хат пробыл. Скажете, а, так ты горнолыжник? Нет, я не горнолыжник. Просто в каждой камере свой подход. И сажали именно туда, где вот такие держиморды сидели, рулили балом. А в то время, т.е. 2000 год физическая сила не все решала, но делала кое-что. Я подойду прямо.
2000 год, только-только телевизоры разрешили на тюрьме. Хочешь в камере лежать спокойно, пузо чесать и телевизор смотреть? А ведь за это надо платить. За телевизор платить, за свет платить. А где тебе эти бабки взять? И все. Ты пошел на диалог. На тебе телевизор, ты только вон того Васю раскуси. Почему по 20-30 минут был практически в каждой хате, где-то часы, где-то минуты? Скажете, что я ломал людей. Не, этого не было. У меня итак за плечами была уже цифра 18 лет, хоть я и был в отказе. И «мусора» практически ничего сделать не могли, поэтому кидали меня практически в каждую хату. Думали, смотрели, где я быстрее расколюсь. У нас городок небольшой, и тюрьма не слишком большая. Получается, чуть ли не в каждой второй камере был знакомый. Я же не первый срок тянул. Они мне так и говорили, Хохол, хочешь, ломись. Говорю, а что я буду ломиться. И «мусора» смотрят по обстоятельствам, сделать ничего не могут. Представьте, вы сегодня за день уже три камеры проехали. Вы же как-то морально, физически устали, правильно? Вам хочется просто прилечь, просто чифирнуть. А тут «робот» открывается, и оттуда кричат, Хохол, с вещами на выход. Говорю, все, ребята, я поехал, горнолыжное настроение. Тот, кто срок мотал, меня правильно поймет. А кто не мотал, тому и не надо меня понимать.
В неформальной тюремной иерархии воры в законы занимают самое высшее положение. Это «элитарии» среди заключенных, каждое слово которых является законом, а решение должно беспрекословно исполняться нижестоящими. Быть «законником» – значит жить по воровским понятиям и не сотрудничать с администрацией. Но в некоторых тюрьмах авторитетов сажали в пресс хаты или «козлиные камеры», где к гордым и упорствующим ворам применяли так называемую ломку.
Камера для ломки
Пресс-хаты – специальные камеры, в которые временно сажают подследственных, чтобы выбить из них признания. Бывает, что туда отправляют и воров в законе, к которым обитатели «козлиной камеры» применяют ломку – физическое и психологическое воздействие на авторитета с целью подавить его волю.
Оказаться в пресс-хате боятся все зеки: от низших до высших каст. Правила и понятия тюремной жизни там не действуют. Даже из вора в законе «козлиная камера» может сделать абсолютно сломленного человека. И это если повезет. В противном случае расстаться жизнью можно прямо «не отходя от кассы».
Порядки «шерстяных»
Всеми делами в пресс-хатах распоряжаются несколько крупных и физически развитых ребят. Обитателей таких камер презрительно называют «лохмачами», «шерстяными» или «быками». В тюремной иерархии они приравниваются к самой низшей касте, а отношение к ним зачастую хуже, чем к «опущенным». Как правило, «лохмачи» совершили до этого очень серьезный «косяк», за который в «нормальных» камерах их ждет если и не смерть, то адское существование в самой низшей касте со всеми вытекающими последствиями. К примеру, человек ранее состоял в братве, но предал своих, накрысятничал, не отдал долг или совершил любое другое деяние, за которое в криминальном мире могут перевести в касту «опущенных».
Боясь после приговора идти в обычные зоны, они выбирают стезю «лохмачей», надеясь оттянуть время, а затем скрыться после окончания срока. Однажды предав своих, такой зек становится полностью зависимым от администрации, поощряющей существование «козлиных камер». Часто в ход идет прямой шантаж: не хочешь, чтобы тебя отправили в общую камеру, делай то, что тебе приказывают.
Некоторым «лохмачам» за примерное исполнение указаний обещают дозу, других мотивируют выпивкой, а третьих – усиленным пайком и относительно комфортными условиями существования за решеткой. Некоторым особо усердным «шерстяным» разрешают пользоваться мобильными телефонами. «Быки» очень боятся, что им могут набить наколку, раскрывающую их «работу» в пресс-хате. Заключенного с такой меткой могут выследить и убить на волне, не говоря уже об общей тюрьме.
Сломать вора
В пресс-хате есть «бригадир», отдающий распоряжения. Главными методами давления являются периодические избиения. Попавшего в «козлиную камеру» вора могут угрожать «опустить», распространить по зонам слух о том, что он педофил, осведомитель или любой другой «косячник».
Если человек не ломается, его могут привязать к кровати (шконке) и оставить на несколько недель. Не брезгуют «лохмачи» и прижиганием сигаретами, подвешиваниями. В особо изощренных случаях могут вырвать зубы. На выходе из гордого и упертого «законника» получается сломленный и подавленный человек, готовый сотрудничать с администрацией.
Обо всех издевательствах в пресс-хате прекрасно осведомлена тюремная администрация. Прессовщики рассказывают обо всем «кураторам», которые периодически вызывают их на допрос и узнают все необходимое о состоянии прессуемого. Существование «козлиных камер», как правило, скрывается тюремной администрацией от общественности и правозащитников. Известно, что происходившие в пресс-хате издевательства фиксировались как конфликты на «почве личной неприязни». Смертельные же случаи оформлялись как «сердечные приступы». Иван Потапов
Пресс-хаты
В пресс-хатах на заключенных оказывают физическое воздействие. Такие хаты могут существовать в каждом СИЗО и ИВС. По словам некоторых, пресс-хаты – это испытание, которое может выдержать далеко не каждый. Но нужно быть справедливым – просто так в пресс-хату никого не отправляют. Мне довелось видеть клиентов, которые проходили через эту страшную процедуру.
– Сейчас трудно сказать, почему именно меня направили в пресс-хату. Может, потому, что я оказал (вернее, попытался оказать) сопротивление при аресте и при обыске на моей квартире. Может, из-за общего негативного отношения ко мне оперов и следаков. Во всяком случае, когда меня привезли на первый допрос, который проводили сначала опера, то наши отношения сразу не сложились. Допрос они вели без протокола, и их интересовало, где я прятал оружие и где скрываются остальные мои люди. Но я не ответил ни на один вопрос, и это просто привело их в ярость. Затем пришел следак, начал вести протокол, но на вопросы отвечать я отказался, сославшись на то, что показания буду давать на суде. Следователь только зло прошипел, мол, не таких крутых обламывали. Сразу после окончания допросов меня перевели в ИВС и поместили в отдельную камеру. Я вначале даже обрадовался, что буду коротать время один. Но потом, когда внимательно огляделся и заметил, что в хате полностью отсутствуют постельные принадлежности, а на потолке расположен достаточно массивный крюк, то понял, что угодил в пресс-хату, ведь подобные крюки запрещены в обычных камерах. Вообще-то на физическую силу я не жалуюсь, борьбой раньше занимался, но почувствовал я себя хреново.
Вечером дверь в камеру открылась, вошли несколько ментов. У двоих были резиновые дубинки, а один держал наручники. Не успел я даже встать, как получил сильный удар по голове, от которого сразу упал. Затем удары посыпались один за другим, я только успевал закрывать лицо руками, так как били меня одновременно двумя дубинками. Мне сразу разбили лицо, и сильно потекла кровь. Тогда они прекратили бить по голове, и подвесили меня на крюк руками вверх. Затем стали бить дубинками по пяткам. Боль была сильная, а закрыться у меня не было возможности. Такая экзекуция продолжалась минут двадцать – тридцать. Меня еле живого опустили вниз, облили ведром холодной воды и перенесли в другую камеру. Примерно три дня я приходил в себя. А когда появился следователь, я стал ему жаловаться, написал даже заявление о факте моего избиения. Он на это сказал, что избили меня в камере другие заключенные.
Многие сокамерники, когда узнали о пресс-хате, говорили, что, мол, мне еще повезло: иногда менты практикуют вызов заключенных по разным отделениям милиции, где имеются свои ИВС, а там либо сами избивают, либо поручают это сделать сокамерникам.
Что касается официальных заявлений об избиении сотрудниками милиции задержанных или подследственных, то, как показывает практика, такие дела просто не возбуждаются, за редким исключением. Может, сейчас, когда следственные изоляторы перейдут в ведение Министерства юстиции, картина изменится. Время покажет.
А пока испытаний на долю заключенных выпадает более чем достаточно. Жизнь в СИЗО целиком зависит от администрации, от следователя, который ведет дело. Если, скажем, необходимо какое-то воздействие на заключенного, то следователь может направить его не только в пресс-хату, но и в хату, где сидят «петухи», в хату, где «синие» – отъявленные представители уголовного мира, особенно если подследственный относится к новой волне братков.
В СИЗО практикуется также смена камер и режимов. Только человек начинает более-менее привыкать к «жильцам» камеры и укреплять свой авторитет, как его тут же переправляют в другую камеру. И там все начинается по новой: опять испытания, притирки, конфликты – и так до бесконечности.
Иногда следователь специально, чтобы «отсечь» подследственного от его адвоката, переводит его якобы для выполнения следственных действий в какой-либо ИВС.
Когда я поступал в Московскую городскую коллегию адвокатов, один маститый адвокат прекрасно сказал: «Вы знаете, адвокат – единственный человек, который способен противостоять всей системе, которая направлена против вашего клиента». На самом деле не секрет, что оперативники, работники милиции, следователи, тюрьма, суды, а впоследствии и зона настроены против заключенного. И сила, на которую он может опереться, – только адвокат. Но адвокат – один, а против него – вся система.
Попасть в «пресс-хату» боятся все заключенные: от рядового до авторитета. Там не действуют иерархия зоны и ее законы, оттуда можно выйти полностью сломленным человеком или вообще не выйти. Существование «пресс-хат» отрицает администрация, а правозащитники ищут их в каждом СИЗО и изоляторе временного содержания.
В «пресс-хаты» отправляют подследственных для того, чтобы сломать их и выбить признание. Вся расправа осуществляется другими заключенными, уже сломленными администрацией. В некоторых источниках говорится, что первые «пресс-хаты» такого типа появились в ходе «сучьих войн» между преступниками старой и новой формаций в 1946-1956 гг.
Тогда они существовали в «крытых», то есть в тюрьмах. В «крытые» попадали либо те, у кого тюремный режим был частью срока (например, из пятнадцати лет усиленного режима пять – тюремное заключение), либо переведенные из зон злостные нарушители режима. Тех, кто не желал идти на сотрудничество с администрацией, и отправляли в «козлиные» камеры или «пресс-хаты».
Кто такие «шерстяные»?
Тех, кто выбивает признания из брошенных в «пресс-хату», заключенные пренебрежительно называют «шерстяными», «быками», «лохмачами». В иерархии отношение к ним едва ли не хуже, чем к «опущенным». Это физически крепкие люди, знающие, что в обычную камеру им хода нет – там их ждет неминуемая расправа. Некоторым бывшим «шерстяным» на зонах потом насильственно набивали наколки, указывавшие на то, что они «работали» в «пресс-хате». Особо жестоких, даже полностью отбывших свой срок, потом могут выследить на воле и убить.
Перед тем как начать «трудиться» в «пресс-хате», они совершили нечто такое, за что им грозит месть. Например, это люди, предавшие своих, «крысятники», не заплатившие долги, опущенные, утратившие уважение в криминальном мире.
Обычно в «пресс-хате» есть «бригадир», дающий указания, и несколько человек его «команды». Некоторым за сотрудничество обещают дозу, другим – выпивку, третьим – усиленный паек и относительную безопасность. У многих «шерстяных» есть телефоны, их почти не досматривают.
За что можно попасть в «пресс-хату»?
Попасть в «пресс-хату» могут те, кто не хочет сознаваться в преступлении. Обычно это громкое дело, по которому у следствия недостаточно информации. Туда же попадают и те, кто активно не желает идти на сотрудничество, «непокорные».
Заключение в такую камеру может сочетаться с лишением передач, применением наручников, водворением в карцер.
Как «прессуют» в «пресс-хате»?
На попавшего в «пресс-хату» оказывается как психологическое, так и физическое воздействие. Сидящие сначала рассказывают, как плохо в тюрьме, что нужно быстро написать явку с повинной, согласиться на особый порядок рассмотрения дела и перейти в колонию. Человека убеждают, что если не упираться, возможно, удастся отделаться даже условным сроком.
Если человек в подобные уговоры не верит, его начинают избивать. Оказавшийся в Елецкой тюрьме в 70-е годы правозащитник Кирилл Подрабинек писал, что там в «пресс-хате» в ходу были палки. Их формально отбирали на «шмонах», но потом возвращали обратно. Прессуемого могли бить постоянно, побои возобновлялись в любое время дня и ночи. У человека не было возможности уснуть – «на дежурстве» всегда находились несколько «прессовщиков».
Избиения в «пресс-хатах» чередуются с оскорблениями и попытками вызнать информацию. Попавшего в эту камеру человека угрожают «опустить», называют педофилом, осведомителем, говорят, что распространят эти сведения на всю зону.
В арсенал средств воздействия входят пытки и изнасилования. Если человек упорно не «ломался», ни в чем не признавался и сотрудничать не желал, то, как писал Подрабинек, истязаемого привязывали к шконке и оставляли так на недели, подвешивали, прижигали сигаретами. Прессуемый помимо прочего был обязан принимать участие в избиении новеньких.
Формально администрация оказывалась ни при чем, все конфликты фиксировались как происходившие между заключенными «на почве личной неприязни», а смертельные случаи часто оформлялись как «сердечные приступы».
«Пресс-хаты» в наше время
Есть разные мнения о том, существуют ли «пресс-хаты» в СИЗО сейчас. По одним из них, это явление все еще довольно распространено, по другим, – в СИЗО «пресс-хаты» возникают редко и не существуют на постоянной основе. Причина этого проста – слишком часто меняется контингент, собрать команду «шерстяных» на долгий срок сложно.
В начале 90-х правозащитники начали бороться с «пресс-хатами». По словам многих, например, члена Общественной наблюдательной комиссии Валерия Борщева, удалось закрыть «пресс-хаты» в значительной части учреждений, даже в Бутырке, долгое время славившейся ими. Однако и сейчас время от времени в прессе появляются свидетельства того, что во многих регионах «пресс-хаты» по-прежнему функционируют.
Почему следователи так любят держать подозреваемых в СИЗО?
Прежде чем ответить на этот вопрос, надо оговорится, что отмороженных убийц, насильников, грабителей, членов банд, действительно, лучше до самого приговора держать в СИЗО. Иначе может оказаться, что судить будет некого, подадутся в бега и ищи их по всей России, а то и миру. Но для чего держат в тюремных застенках тех же девчонок из Pussy Riot, или участников «Марша миллионов», или фигурантов уголовных дел, связанных с экспроприацией вещдоков ?
Аргументы, что они могут оказать давление на следствие или скрыться, смехотворны. Потому что если скроются, для следствия это даже лучше, можно не париться, а приостановить дело, объявить в международный розыск и протрубить на весь мир, что раз сбежали, значит виноваты. О давление на следствие и суд и говорить не стоит. Не тот контингент, чтобы «давить».
Следствию удобнее держать подозреваемых в СИЗО, потому в этом случае весь процесс следствия скукоживается до морально-психологического давления на узника. Человека легче сломать, запугать и вынудить написать явку с повинной и согласиться на «особый порядок» рассмотрения уголовного дела (без изучения материалов дела, без исследования доказательств).
Несмотря на то, что ФСИН, в чьем ведомстве находятся все СИЗО, выведен из состава МВД и передан Минюсту, сотрудники тюрем ментально по-прежнему такие же менты, и никак не могут привыкнуть, что они уже минюстовские. И поэтому они по-прежнему работают в тесной связке с операми и следователями полиции и СКР.
Практически в каждом СИЗО есть камеры, в которых «держат шишку» сексоты тюремных оперов (это не подсадные сотрудники, вовсе нет, это подозреваемые и подсудимые, оказавшиеся в СИЗО и которых тюремным операм удалось склонить к сотрудничеству. Наркоманов - за дозу, пьяниц - за выписку, а кого-то и того проще - за возможность пожрать от пуза…). Так вот, по просьбе полицейских оперов тюремные опера отправляют в такие камеры несговорчивых подследственных. И чуть ли не с первых мнут пребывания в «хате» начинается обработка бедолаги. Мол, тюрьма - это ад, надо быстрее попасть в колонию, потому что там, в колонии, по сравнению с тюрьмой, санаторий. А для того, чтобы быстрее оказаться в колонии, надо быстрее «проскочить» следствие и суд, написать явку с повинной, согласиться на «особый порядок»… Да и вообще, если не противиться, то можно вообще отделаться условным сроком.
Одновременно идет запугивание, что если сильно артачиться, разозлить следователя то можно угодить в карцер или и того хуже в пресс-хату.
А пресс-хата это, действительно, запредел. Посмотрите фильм. Он ценен тем, что в нем есть документальные свидетельства и палачей и жертв. И есть видеоотчет палачей.
Если нет времени смотреть весь фильм, можно «промотать» на 12.30 и послушать, как насилуют в пресс-хате. С 21.30 можно послушать свидетельства жертв. А с 29.30 - показания «палача».
С 45.50 до 50.40 - сами пытки. Опера, по всей видимости, дали своим сексотам мобильник, чтобы палачи к «отчету о работе» приложили и видео-доказательство. А отчет как-то «утек».
И девчонкам из Pussy Riot и участникам «Марша миллионов» в СИЗО делать нечего. Единственная причина их нахождения в СИЗО - это попытка сломать морально. Запугивая, в том числе и пресс-хатами. Конечно, в саму пресс-хату они едва ли попадут, слишком велико общественное внимание к их процессам. Но то, что их пугают пресс-хатами, факт, в котором не сомневаюсь. Когда я сидел в СИЗО, ко мне тоже постоянно подкатывали "добрые" сокамерники, советовали «не артачится на «касачке», покаяться, попросить снисхождения… Едва до мордобоя не дошло дело.
Самое страшное, что ни девчонки из Pussy Riot, ни участники «Марша миллионов» , ни «вещдочники» никогда не расскажут о том, что их запугивают. Потому что это делают не следователи и не опера, а вроде бы такие же бедолаги, сокамерники. А жаловаться на сокамерников - западло. Хуже - только попасть в «обиженку».
